К. сожалению, команду американского судна нельзя было собрать из французов, так что пришлось нанять десять американцев и взять из двух экипажей Сюркуфа пять человек, говоривших по-английски. Вдобавок Сюркуф уступил новому экипажу в качестве лоцмана своего боцмана Керноша, который дважды бывал в устье Ганга и был знаком с тамошним судовождением. Кроме того, матросы, желая преподнести Рене какой-нибудь подарок в качестве свидетельства их признательности за щедрость, проявленную им при отправлении из Сен-Мало, и самоотверженность, выказанную им в истории с акулой, отыскали у лучшего оружейника Порт-Луи великолепное английское ружье с двумя нарезными стволами; они знали о намерении Рене устроить охоту на тигра и пантеру и знали также, что для этой охоты у него есть лишь одноствольный карабин и обычное солдатское ружье; в итоге они вскладчину купили английское ружье и накануне отплытия Рене явились все вместе подарить ему это оружие.
На стволе ружья было выгравировано:
Ничто не могло быть приятнее молодому матросу, чем подобный подарок! Он уже не раз упрекал себя за то, что не позаботился вооружиться как следует, и в момент отплытия с Иль-де-Франса это ружье, появившееся весьма кстати, одновременно пополнило его арсенал и потешило его гордость.
В назначенный день метр Рембо передал в руки Рене судно, отделанное с отменным вкусом. Древесные материалы на острове Иль-де-Франс настолько великолепны, что сами по себе могут служить украшением. Предназначенные для девушек каюты, меблировкой которых Рене руководил лично, поражали изысканностью и изяществом отделки; в этом отношении у девушек не было никакого повода для беспокойства. Гроб их отца перевезли со «Штандарта» на «Нью-Йоркского гонца» и установили в маленькой часовне, затянутой в черное. Только после этого Рене поднялся к Элен и Джейн и уведомил сестер, что ждет лишь их приказа, чтобы поднять паруса.
Девушки, со своей стороны, были готовы к отплытию; они заказали торжественную заупокойную мессу, после нее должен был состояться завтрак на борту «Нью-Йоркского гонца», а затем, после завтрака, предполагалось поднять паруса. На другой день, в десять часов утра, сестры в сопровождении Сюркуфа вошли в церковь, и, поскольку было известно, что заупокойную мессу служат по отставному французскому капитану первого ранга, все начальство острова Иль-де-Франс, все капитаны, все офицеры и все моряки кораблей, приписанных к Порт-Луи или остановившихся в нем по пути, присутствовали на этой поминальной службе, более похожей на военную, чем на гражданскую.
Час спустя, по-прежнему сопровождаемые Сюркуфом и Рене, девушки пешком спустились к порту.
От имени пассажирок Рене пригласил на завтрак Сюркуфа, Блеаса и Керноша. Все корабли, стоявшие в порту на якорной стоянке, были расцвечены флагами, словно на праздник, и «Нью-Йоркский гонец», самый маленький и самый изящный из всех, вывесил на своей единственной мачте, двух реях и гафеле все вымпелы, какие нашлись на борту. Обстановка за завтраком была печальной, хотя каждый силился быть веселым, а на пристани, по приказу генерала Декана, губернатора острова, гарнизонный оркестр играл национальные мелодии.
Наконец час отплытия настал; в честь Рене и его прелестных пассажирок подняли последний тост, Сюркуф поцеловал руки, поданные ему сиротами, обнял Рене, и пушечный выстрел подал сигнал к отплытию.
«Нью-Йоркский гонец» тронулся с места, буксируемый двумя шлюпками со «Штандарта» и «Призрака», экипажи которых хотели оказать эту последнюю услугу своему товарищу; шлюпки и судно следовали вдоль изгиба гавани, в то время как толпа зрителей шла вслед за ними по берегу до тех пор, пока по нему еще можно было идти.
Лишь поравнявшись с фарватером Сколопендры, шлюпки остановились. За это время шлюп полностью подготовился к отплытию, так что ему оставалось лишь поднять паруса. Пока на судне отдавали буксирные тросы, матросы с обеих лодок, приветствуя его последним тостом, кричали: «Счастливого плавания капитану Рене и барышням де Сент-Эрмин!»
Корабль прошел вдоль Могильной бухты и скрылся за мысом Канониров.
К этому времени его кильватерный след уже давно растаял в море.
LXIV
МАЛАЙСКИЕ ПИРАТЫ
На исходе шестого дня спокойного плавания, во время которого на пути не встретилось ни одного судна, «Нью-Йоркский гонец» вновь пересек экватор. Единственное, от чего страдали прелестные пассажирки, это немыслимая жара, царившая во внутренних помещениях судна. Но Рене установил в их каюте две ванны, и, благодаря этой мере предосторожности, девушки без особых тягот переносили самые жаркие дневные часы.
С наступлением вечера они выходили на палубу; ветер усиливался, и часы палящего солнца сменялись часами прохлады, которую вместе с благоуханием моря приносил дивный бриз.