Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья

— И вас беспокоит такая игрушка, Кернош?

— Вовсе нет; но, когда я вижу рыбу-прилипалу, меня беспокоит не она, а акула.

— И что за акула появится вслед за ней?

— Несколько индийских проа, которые будут не прочь захватить такое прекрасное судно, как «Нью-Йоркский гонец», и заставить заплатить несколько тысяч рупий в качестве выкупа за наших прелестных путешественниц.

— Но, да простит меня Бог, мне кажется, — заметил Рене, — что ваша пирога, с балансиром или без, взяла курс на нас.

— И вы не ошибаетесь.

— А что она намерена делать?

— Она намерена провести разведку, подсчитать, сколько у нас пушек, удостовериться, сколько у нас людей и, короче, понять, насколько трудной мы станем добычей.

— Вот черт! Но, как по-вашему, минут через пять пирога подойдет на расстояние выстрела из карабина?

— Да, и я полагаю, что если вы хотите с ними поздороваться, то не стоит терять время, пошлите за оружием!

Рене подозвал матроса-парижанина, который оказывал ему личные услуги и которого на борту звали не иначе, как Парижанин.

Как и все сорванцы из славного города Парижа, Франсуа был годен на все, знал все понемногу и ничего не боялся; он танцевал джигу так, что заставлял помирать со смеху самих американцев, владел приемами французского бокса и, в случае нужды, орудовал рапирой.

— Франсуа, — сказал ему Рене, — сходи в мою каюту за карабином, двуствольным нарезным ружьем и двуствольными пистолетами; захвати также порох и пули всех нужных калибров.

— Стало быть, потолкуем с черномазыми, капитан? — спросил Франсуа.

— Боюсь, что так, — ответил Рене. — Но раз ты знаешь все языки, Парижанин, то, может, и на малайском говоришь?

— На малайском — нет.

И Франсуа спустился в передний люк, насвистывая «На страже Империи».

Франсуа был ярым бонапартистом и, оказавшись среди англичан, почувствовал себя страшно оскорбленным; он попросил объясниться, но командир сказал, что это не его ума дело, и такой ответ его удовлетворил.

Через несколько минут Парижанин вернулся с тем, что требовалось, и, поскольку пирога по-прежнему быстро приближалась, Рене принялся поспешно заряжать карабин; нарезное ружье и пистолеты уже были заряжены пулями.

Этот карабин, великолепное оружие работы Лепажа, обладал невероятной для того времени дальнобойностью: из него с расстояния в семьсот-восемьсот шагов можно было убить человека.

Рене засунул пистолеты за пояс и взял карабин, а ружье дал нести Франсуа.

Пирога по-прежнему приближалась и была уже не более чем в паре сотен шагов от кормы.

Рене взял рупор из рук Керноша.

— Эй, там! — крикнул он по-английски. — Сдавайтесь «Нью-Йоркскому гонцу»!

Вместо всякого ответа какой-то человек взобрался на бортовое ограждение пироги и показал непристойный жест.

Рене рывком опустил ствол карабина на левую ладонь, приложил приклад к плечу и, почти не целясь, выстрелил.

Человек, стоявший на бортовом ограждении, дернулся и рухнул в море.

Люди в пироге стали испускать гневные крики и грозить смертью.

— Кернош, — спросил Рене, — вам известно, кто такой Ромул?

— Нет, господин Рене. Он из Сен-Мало? — спросил Кернош.

— Нет, мой дорогой Кернош, но это не мешало ему быть великим человеком и, подобно всем великим людям, иметь тяжелую руку. И вот однажды, в приступе гнева, он убил собственного брата. Но поскольку убить брата — это страшное преступление, а ни одно преступление ни в коем случае не остается безнаказанным, то как-то раз, когда Ромул проводил военный смотр, разразился сильный ураган, и он сгинул в буре!.. Возьмитесь за дело, хорошенько наведите погонное орудие, и пусть пирога сгинет, как Ромул.

— Канониры погонного орудия, — крикнул Кернош, — вы готовы?!

— Да! — ответили канониры.

— Так вот, когда пирога будет на прицеле, огонь!

— Погодите! — крикнул Рене. — Франсуа, предупредите дам, чтобы они не пугались; скажите им, что мы для забавы испытываем наши пушки.

Франсуа скрылся в люке и через минуту вернулся.

— Они сказали, что все хорошо и что с вами, господин Рене, они никогда ничего не будут бояться.

Двадцатичетырехфунтовая пушка, установленная на вертлюге, отслеживала движения пироги, и, когда та оказалась на расстоянии в двести шагов, раздался выстрел.

Можно сказать, что команда Рене была выполнена буквально. На том месте, где за мгновение до этого находилась пирога, виднелись лишь плававшие деревянные обломки и агонизировавшие люди, которые мало-помалу исчезали, поскольку их утаскивали вниз акулы.

В эту минуту матрос на мачте снова крикнул:

— Вижу проа!

— Где? — спросил Кернош.

— С наветренной стороны.

И действительно, подобная вытянувшейся змее, там показалась громадная пирога в шестьдесят футов длиной и в четыре или пять шириной. В ней насчитывалось три десятка гребцов и сорок или пятьдесят бойцов, не считая тех, кто, без сомнения, лежал ничком на ее дне.

Едва выйдя из пролива, пирога взяла курс на шлюп.

— Эй, там, вы готовы? — спросил Кернош.

— Ждем ваших приказов, командир, — ответил старший канонир.

— На треть больше пороха и двадцатичетырехфунтовое ядро.

И, поскольку ветер усилился, предоставляя большую свободу для маневров, Кернош добавил: