Экватор

Синья сделала свой необыкновенный рыбный суп, равного которому на острове попросту не было. За ним следовало мясо кабана, зажаренное с карликовыми бананами, что придавало ему изысканный тонкий вкус, достойный французского шеф-повара, и далее трапезу завершал кокосовый пудинг и сорбет из манго. Обсуждая ужин, Дэвид заметил, что не может понять, почему Синья добавила в суп так много пири-пири, и вообще, почему, как правило, чем жарче климат в стране, тем больше в ней любят острую пищу.

— В конце концов: вы, португальцы, привезли перец из Индии в Европу, и, вполне естественно, что там, особенно в холодных странах на севере, едят острую пищу для того, чтобы согреться. Однако же нигде больше, кроме как в тропиках — в Африке, в Индии, в Бразилии, на Антильских островах, — пища не бывает такой острой. Так для чего заставлять потеть того, кто и так умирает от жары?

Жуан возразил, сказав, что где-то читал, будто острая пища, наоборот, помогает противостоять жаре.

— Это утверждение выглядит гораздо более абсурдным, чем научным, — сходу парировал Дэвид, и с этого момента они начали горячо обсуждать жизнь в тропиках, потом перешли к сравнению тропиков и цивилизации и к тому, что Киплинг называл «миссией белого человека». Заметив, что лучше продолжить разговор на террасе, Луиш-Бернарду встал и пригласил всех следовать за ним. Тем не менее, это сделала только Энн, поскольку мужчины оставались на своих местах, поглощенные завязавшейся дискуссией.

Они сели в плетеные кресла на террасе, с видом на океан, на котором луна нарисовала дорожку, ведущую от горизонта к берегу. Время от времени тишину нарушали редкие крики ночных птиц или рассеявшийся в воздухе шум со стороны города, однако, в целом, все вокруг казалось мирным и спокойным. Луиш-Бернарду прикурил сигару от одной из тех свечей, которые Себаштьян, пока хозяин не ушел в спальню, всегда держал зажженными с тех пор, как тот завел обыкновение проводить здесь свои вечера, куря и слушая музыку, один на один со своими мыслями. В этот вечер он был совсем не одинок, расслаблен и даже счастлив. На нем были простые льняные черные брюки и просторная белая сорочка с расстегнутым воротом. Единственное, что напоминало о той, прошлой жизни, были швейцарские серебряные часы Patek Philippe, которые Луиш-Бернарду унаследовал от своего отца. Он носил их на цепочке в небольшом переднем кармане слева. Энн выглядела неотразимо, ее светлые волосы были собраны сзади и отпущены по бокам, обрамляя лицо с яркими, отражавшими лунный свет глазами. Высокий корсаж ее синего хлопкового платья с глубоким декольте демонстрировал внушительную часть ее груди, загоревшей под местным солнцем и покрытой мельчайшими, едва заметными капельками влаги, блестевшими на ее теле крошечными жемчужинами. Она говорила страстно, делая паузы, и необычайно чувственно, так, что он ощущал себя Улиссом, плененным пением сирен и сбившимся с пути по дороге домой. Он понимал, что не сейчас, не этой ночью с ее волшебной луной, а уже давно, изо дня в день, из ночи в ночь ее присутствие рядом все больше сводит его с ума, делает его рассеянным днем, в ожидании встречи с ней, и не дает спать ночью, после того, как он ее увидит. Однако же нет, никогда, ни малейшим жестом он не покажет этого.

— Луиш, — ее голос неожиданно прервал эту чарующую минуту, и он тут же очнулся, готовый мгновенно реагировать на происходящее. — Вы стали другим с тех пор, как приехал Жуан. Теперь вы нормальный человек, а не тот загнанный зверь, на которого походили раньше.

Он улыбнулся.

— А я и вправду был на него похож, Энн?

— Луиш, а вы давно смотрелись в зеркало? Вы напоминали факира, ходящего по острию ножа, в вечном ожидании очередной засады, очередного удара.

— Может быть, Энн, может, вы и правы. Еще немного и будет год, как я здесь. Он был очень тяжелым, совсем не похожим на то, к чему я привык. И рядом никого, буквально никого, кому можно было бы довериться, с кем поговорить, или просто побыть рядом, вот так легко, как мы с вами сейчас сидим и разговариваем. Приезд Жуана, конечно же, изменил все это. Но я знаю, что это всего-навсего короткие грезы. Через несколько дней он уедет, и все вернется в норму, ту самую, Энн, которая иногда бывает почти невыносимой.

— Я знаю, Луиш, думаю, что так оно и есть. Тем не менее, вы должны знать, что можете всегда рассчитывать на меня и на Дэвида. Мы вас искренне любим и часто говорим о вашем положении. Но нас хотя бы двое, а у вас ведь нет никого. Эти вечера, эта терраса. Наверное, вам часто бывает непросто все это выдерживать.

Луиш-Бернарду посмотрел на нее: она была очень красива, почти нереально красива. Он испугался, что если он протянет к ней руку, она исчезнет. И решил попробовать.