Экватор

— Эх, Жуан… — Луиш-Бернарду глубоко вздохнул, посмотрев на чудесное небо, казалось, заключавшее в себе вселенский покой. — Этот вопрос я задаю себе каждый день с тех пор, как прибыл сюда. Поначалу я думал, что ответ сам по себе очевиден. Думал, достаточно мне будет приехать на вырубки, посмотреть на то, как работают негры, сверить рабочие часы, просмотреть статистику смертей, рождений, проверить, как проводится медобслуживание. Или даже не так: просто посмотреть им в глаза и сразу все для себя понять. Но нет: я позволил себе погрязнуть в паутине целой кучи причин и всяких юридических аргументаций, законов и соглашений, контрактов — заключенных и тех, которые еще предстоит заключить, условий репатриации — короче, всего того, что смешивает воедино юридическую логику с реальными фактами. И я уже не понимаю, что важнее — то, что я чувствую и вижу, или то, что, исходя из своих обязанностей, должен доказывать, буквально, как адвокат на суде.

Луиш-Бернарду замолчал. Жуан продолжал смотреть на него в слабом свете керосиновых ламп, горевших на корме.

— Подожди, Луиш. Попробуй посмотреть на все рационально: если закон обязывает работников плантаций подписывать контракт, если у этих контрактов существует определенный срок и они имеют право оставить работу и уехать по его истечении, тогда кто тут может говорить о рабском труде?

— Ты и вправду так думаешь, Жуан? Думаешь, все так просто? Не думал, что ты так веришь в букву закона.

— Слушай, Луиш, я учился с тобой на одном факультете права. Насколько я понимаю, пока закон не нарушен, — а как я понял из твоего объяснения, срок контрактов еще не истек, — попросту незаконно предполагать, что закон не исполняется или не будет исполняться. И я еще не видел, чтобы кого-то из работников плантаций заковывали в кандалы или кнутом гнали на работу. Я видел, что они выходят утром на построение, идут на работу, а вечером возвращаются на собственных ногах на перекличку. Черт возьми, Луиш, нельзя быть святее Папы Римского! Это Африка, это колония, и по какому-то велению судьбы, мы здесь колонизаторы, и это наша колония. И, насколько я знаю, колонии пока еще не запрещены никаким из международных законов или договоров. А Англия, Франция, Испания, Германия, Бельгия или Голландия — они что, не эксплуатируют свои колонии? Кто же тогда работает на сахарных плантациях на Антильских островах, на золотых приисках в Трансваале?

Луиш-Бернарду ничего не ответил. Он смотрел в сторону кормовых огней, будто бы там, над тихой гладью воды, был ответ на все заданные вопросы.

— Луиш, — Жуан подошел к нему и положил ему руку на плечо, — я твой друг, и ты можешь мне доверить всё, даже свои самые сокровенные мысли. Скажи мне, только откровенно, что тебя беспокоит?

Луиш-Бернарду замолчал уже во второй раз, после чего глубоко вздохнул. То был вздох усталости, молчаливая просьба о помощи.

— Меня, Жуан, беспокоит то, что в нужный момент я окажусь не на высоте положения.

— Но что ты хочешь этим сказать? Какого положения?

— Жуан, Дэвид Джемисон приехал сюда не для того, чтобы провести отпуск. Он мне не сказал, да и не должен говорить, но я знаю, что его миссия предельно проста: быстро понять, есть ли рабство на Сан-Томе или нет, и быстро сообщить об этом в Лондон. Если он заключит, что да, оно есть, тогда это означает, что я провалил доверенную мне миссию. Если нет, тогда выходит что мне удалось его обмануть или, по крайней мере, отвлечь его внимание — и тогда я не знаю, что мне делать со своей собственной совестью.

— Но как тебе удастся обмануть его, Луиш: факты есть факты, либо они есть, либо их нет?!

— Как? Хочешь я тебе приведу пример? Если вдруг начнется восстание на вырубках, если я обнаружу, что один работник, или сотня их были вынуждены продлить свои контракты не очень-то осознавая, что они делают, ты думаешь, я побегу к английскому консулу и все ему расскажу? Нет. Мои обязанности требуют от меня, чтобы я постарался скрыть все, что может повредить нашим интересам. Теперь ты понимаешь?

— Мне кажется, что ты устраиваешь бурю в стакане воды. И что самое худшее, ты делаешь это преждевременно. Инциденты и всякие нарушения случаются сплошь и рядом. И в самой Португалии, на наших фермах, на фабриках. Нам и половины того, что происходит, не известно. Но между этим и рабским трудом огромная разница.