- А то, - пафосно повысил голос журналист. - Ей там воздух не подходит! Она не сможет там дышать!
- Ничего, как-нибудь научится. Я же здесь дышу, - улыбнулся я Сергею.
- Ты...- задумчиво протянул журналист. - Ты не человек вообще. Ты биоробот.
- Ну, Сережа, ты меня очень сильно обижаешь сейчас. Ты, значит, у нас живой человек, а я машина. Почему это?
Для того, чтобы ответить на мою “предъяву”, Сергею много времени не потребовалось. Конечно, в его объяснении отсутствовала всякая логика, зато присутствовала убежденность в собственной правоте.
- Да потому, что ты с с нами не пьешь. Выпей - и сразу станешь человеком. Бездельник, кто с нами не пьет!
И Журавлев, что было силы понизив регистр своего голоса до фальшивых басов, заявил:
Мелодия Бетховена, в исполнении Журавлева, напугала Джимми. Он вздрогнул, перевел свой остекленевший взгляд с носков моих ботинок на источник громкого звука и сказал:
- Опять запел!
После чего, как подкошенный, рухнул на пол своего офиса. Тело Джимми тут же окутало еще одно облако пыли. В офисе ее было предостаточно. Она была повсюду, даже на хитроумной японской технике, которая помогала всему любопытному человечеству узнавать новости о либерийской войне. Очевидно, что Сергей и до этого успел исполнить что-то вокальное. Для наивной африканской натуры Джима были совершенно противопоказаны внезапные порывы славянской страсти, выражавшиеся да вот хотя бы в этой дурацкой привычке пить на голодный желудок, а потом орать во всю глотку популярные песни. Я считаю, что Джимми еще повезло. Его собутыльником оказался почти что эстет, предпочитающий классический репертуар шансону или попсе.
- Жалко его, - проговорил Журавлев, когда допел “Шотландскую застольную”.
Он сочувственно причмокнул губами и тут же вернулся к мейнстриму нашего разговора:
- А на чем полетим домой?
- Не полетим, - говорю я, - а поплывем.
- Вот как! - оживился журналист — Морская прогулка. Это прекрасно. А ты знаешь, Андрей Иваныч, что я люблю плавать? Не знаешь.
Я действительно не знал.
- А ты знаешь, почему я люблю плавать? - продолжал Журавлев.
Я машинально пожал плечами. Какая мне разница, почему он любит плавать?
- Потому что я дерьмо! - сказал Сергей и внезапно затрясся в приступе истерического плача. Это были обычные пьяные слезы, вызванные непонятными мне рефлексиями из прошлого. Плакал он долго, развозя серыми от пыли кулаками слезы по небритому лицу. Его грудь дрожала от всхлипываний. Унылый вой прорывался наружу сквозь сомкнутые зубы, обнажившиеся сверху и снизу нестройным желтым рядом.
- Ну и fuck с ним! - заявил на русско-английском наречии Журавлев, когда истерика закончилась. Он поднялся со своего матраца и нетвердой походкой канатоходца двинулся ко мне. По дороге он схватил одной рукой сумку, в которой громыхнули его кассеты. Другая продолжала железной хваткой удерживать горлышко бутылки.
Когда он проходил мимо Джимми, неподвижное тело на полу ожило. Мангу приподнялся, и пальцы его правой руки сомкнулись на щиколотке Журавлева.
- Кассеты!!! - взвыл африканец.
Журавлев удивленно остановился. Он пошатнулся, но с воображаемого каната, один конец которого был привязан к старому матрацу, а другой к моим ногам, не свалился. Удержался.
- Какие кассеты? - удивленно переспросил он лежащее на полу тело.
- Твои. Ты обещал. Вы обещали.
- Я ничего не... - забормотал Сергей, но тут пьяная догадка озарила его лицо, и он мутно посмотрел на меня.
- Сергей, давай отсюда быстрее, - протянул я ему руку, пытаясь поскорее увести его. Не хватало мне еще участвовать в разбирательстве об авторских правах.
- Нет, погоди! - высвободил Журавлев сначала руку, а потом ногу. - Я спрошу.
Он приподнял с пола голову Джимми и указал на меня:
- Он обещал?
Джимми слабо кивнул. Сергей задумчиво поглядел мне в глаза. Потом с помощью хаотичных движений открыл свою сумку и неаккуратной горкой высыпал рядом с Мангу все ее содержимое. Кассеты вперемежку с ручками, блокнотами и мелкими либерийскими купюрами компактно рассыпались возле ног корреспондента ведущего информагентства планеты.
- Бери, - заявил Сергей. - Раз он сказал. Теперь они оттрахают меня и выбросят нахрен. Но ты бери. Ты спас меня от смерти.
И тут у Джимми проснулась корпоративная совесть. Он правильно понял, что загадочные “они” являются не кем иным, как работодателями Сергея. А в журналистской среде, как известно, работодателей одновременно презирают, любят и боятся.
- Нет, - сказал он. - Я не дам тебя оттрахать!
И принялся лихорадочно засовывать кассеты назад в Сергееву сумку, выхватив ее из рук хозяина.
- Нет! - демонстрировал благородное упорство русский журналист. - Он обещал! А он это знаешь, кто? Он это все равно, что я! А они пусть трахнут себя!
И снова высыпал собранные кассеты на пыльный пол.