- Что бы Вы сделали, Суа, если бы были капитаном? - спросила его Мики.
Джонсон улыбнулся и хмыкнул, мол, неужели не ясно:
- Я бы всех их пустил в расход.
Он произнес это отчетливо, но тихо, так, чтобы рабочие не услышали ни слова.
- Не сомневаюсь в этом ни минуты, - жестко отрезала Мики. - Скажите, Джонсон, а где мой джин? Тот, который я вывезла из “Бунгало”, помните?
- Как не помнить, - виновато объяснил Джонсон. - Вот он, в коробках. Уже занесли на борт.
- Так раздайте его людям, сколько попросят. И немного закуски, чтоб не свалились за борт.
Просто и гениально! Эта женщина, подумал я тогда, вполне впишется в действительность моей родины. Ведь как тонко она понимает, что ничто не сближает мужиков круче, чем выпивка, и ничто так не разделяет, как ее отсутствие. Наши рабочие напьются, будут говорить о взаимном уважении, возможно даже, слегка подерутся, но при этом никогда не подставят человека, подарившего им этот кайф бесплатной водки. И тот, кто понимает это, будет хозяином положения. А в данном случае, хозяйкой. Ну, и самое главное, парни сосредоточатся на выпивке, а не на жратве. Я же говорю, что давно понял, насколько гениальна моя женщина. Рабочим раздали десятка полтора упаковок “гвоздей”, так в Монровии называют небольшие, грамм по тридцать, пакетики с джином. Узкие и длинные, они и впрямь напоминали гвозди, аккуратно сложенные в пакет. Таких “гвоздей” в одной упаковке умещалось примерно литра полтора. Напиток был качественный и демократичный. Даже монровийские люмпены могли себе позволить, уничтожая содержимое пакетов, коротать день за “забиванием гвоздей”. Так заезжие иностранцы прозвали попойку с использованием местного джина, но вскоре этот термин прижился и в либерийском слэнге. Довольно остроумный, на мой взгляд, еще и потому, что наутро от этого джина голова болит так, будто по ней всю ночь стучали молотком, впрочем, возможно, все дело не в качестве напитка, а в количестве.
Рабочим идея пришлась по душе. Они снова сгрудились на носу парохода и принялись без лишнего шума “забивать гвозди”. Если кто и срывался на громкий смех, его тут же одергивали остальные, мол, не шуми, а то засветишь всю нашу компанию. Все-таки, шла война, и бесхозный порт никак не мог считаться вполне безопасным местом.
Суа Джонсон исчез в неизвестном направлении. Его машина стояла на пятачке между горой пустых контейнеров и нашим судном. Очень удачная позиция. Со стороны въезда в порт она оставалась незаметной. Зато с борта “Мезени” она была видна, как на ладони. Где находился коммандо, я не знал и, честно говоря, знать не хотел. Все складывалось, как нельзя, хорошо. Часы моего пребывания в этой прекрасной стране уже начинали обратный отсчет времени. И, несмотря на колоссальные убытки, которые, кстати, я вскоре рассчитывал покрыть, я покидал Либерию с драгоценным трофеем.
- Энди, я люблю только тебя, - шептала Маргарет. - Помнишь Чакки Тайлера на моей вилле? Я тогда тебе столько наговорила.
Я помнил все, что услышал от нее в тот день, и многое из того, что было сказано, до сих пор причиняло мне боль.
- Я не любила его никогда. Не то, чтобы ненавидела и все такое. Он был мне безразличен, как человек, но очень интересовал, как механизм, что ли...Не знаю, как это объяснить? У него феноменальные данные для секса. То ли форма члена. То ли запах тела. То ли характер прикосновений. Скорее всего, и то, и другое, и третье. Все вместе. И я всегда удивлялась этому. Как? Я его не хочу, и, в то же время, хочу. Он отвратительный подонок и наглый садист. Но мне с ним хорошо. Когда я была с ним, я вслушивалась в свое тело. И его. Старалась понять себя. И ничего понять не могла. А еще более загадочным было то, что примерно то же самое я раньше чувствовала с его отцом. Почти то же самое, но не настолько остро, словно все мои рецепторы были обернуты ватой или мягким поролоном. А, знаешь, как я досталась младшему?
Я снова слушал ее рассказ. Он напоминал наш разговор на ее вилле, ныне разрушенной. Конечно, я ответил, что не знаю ничего про то, как она ходила по рукам Тайлеров.
- На день рождения. Чарльз-старший пригласил меня на прием. Мне пошили роскошное платье, украшенное стразами. Они блестели ничуть не хуже настоящих бриллиантов, во всяком случае, кое-кто из гостей спрашивал, сколько алмазов у меня на лифе. Не меня, конечно, спрашивал, а Тайлера. Ну, это неважно. Да. Ну, в общем, произносились речи. Тут же были какие-то послы и бизнесмены. Черные, белые, цветные. Очень спокойная и даже немножко домашняя обстановка. Все мило подшучивали друг над другом, и Тайлер время от времени подходил ко мне и говорил “Сейчас, сейчас, будь готова, дарлинг”. Потом уходил к своим послам и снова возвращался. А потом поднялся на небольшой подиум и сказал.
Тут Маргарет вздохнула.
- У тебя есть закурить? - спросила она.
Я ответил ей, что раз она не курит, то я ей не дам гробить здоровье. Глупо так сказал, с петушиной мальчишеской интонацией впервые переспавшего с девушкой подростка. Но, к моему удивлению, на Мики мои слова подействовали. Сигары она больше не просила.