Экватор рядом

Монах-проводник не идет, а скачет, как горный козел. А мы уже успели сделать три коротких привала — очень тяжело подниматься в густом, влажном, пахучем лесу. Нашему гиду лет 60; козлиная прыть в таком возрасте может показаться необычайной в ком угодно, только не в эфиопском монахе. В районе Бахар-Дара средняя продолжительность жизни не превышает 30–35 лет; в высокогорных деревнях, свободных от малярии, с хорошей ключевой питьевой водой — несколько больше. Самая живучая часть эфиопского населения — монахи и священники, особенно на озере Тана. Эти живут, как правило, до 80 и более лет, чему способствуют полное отсутствие изнуряющего физического труда, калорийная пища, чудесный климат большую часть года и своеобразная гимнастика — ежедневные восхождения к церквам и склепам на вершинах холмов и островов. Выходит, не всегда годится эфиопская пословица «В 90 лет здоровья нет».

Вот и келья главного монаха, алеки. У ее глинобитных стен — несколько кустов роз и какие-то желтые садовые цветочки. К нашему удивлению, алека оказался далеко не самым старым среди обступивших его собратьев. Гизау шепотом разъясняет нам:

— Алека ошен умный. Много книг читать.

Монах-проводник, почтительно склонившись перед главным, читает разрешение-пропуск, написанное в канцелярии Ато Гетачу. Алека, в котором я сразу же узнал одного из недавних посетителей кабинета бахардарского губернатора, согласно кивает головой и ведет нас к уже близкой вершине острова.

Дега-Стефанос оказался островом-горой с лысинкой. Лысинка — полянка на самой его макушке, посреди которой стоит церковь. В отличие от деревенских церквей эта — прямоугольной формы. Длинный неуютный сарай с галереей из бамбука и соломы. Снимаем обувь. Внутри — мрак и сырость. Через покрытый соломой пол несет могильным холодом.

Церковь-монастырь разделена на два равных по площади помещения. В одном — иконы на холсте и цветные литографии с изображением св. Георгия, св. Руфаэля, матери божьей и патрона острова, св. Стефана. Другая, совершенно пустая половина сарая — учебное помещение для начинающих монахов. Оба помещения разделены тяжелыми, массивными дверями, вырезанными из ствола гигантского дерева. Рассказывают, что один наиболее усердный монах посвятил этому вырезанию всю свою долгую монашескую жизнь, за что и был удостоен чести быть похороненным на вершине острова, дабы душе его было недалеко от творения тела его.

Алека не спускает с нас больших красивых умных глаз — хочет понять, какое впечатление произвела на нас близость к святым местам. По суете и перешептыванию среди монахов догадываемся, что главное зрелище еще впереди. И действительно, нас ведут вниз, но уже по другой тропе. Вскоре в тени густых деревьев появляется сложенная из камня широкая башня высотой метров пять — усыпальница многих эфиопских монархов.

…Парчовые балдахины прикрывают каменные гробницы могучих эфиопских царей: Давида, Зара Якоба, основателя гондарской династии Фасиладаса. Мрак и трепет свечей.

— Здесь, мистер, двенадцать или четырнадцать негусов, — шепчет Гизау. — Но алека говорит, что он не знает всех, потому что больше половины гробниц находится под полом склепа, а старинных бумаг про них не осталось.

Алека смотрит на нас своими красивыми умными глазами и просит три доллара за использованные свечи, хотя мы накоптили самое большее на 10 центов. Он просит также переправить на остров фотографии — результаты нашего беспрерывного «щелканья». В этом главном монахе вполне уживаются X и XX века.

Вниз спускаемся с чувством огромного облегчения, словно вылезли на божий свет из пещерного мрака. С каждым шагом дышится все легче и легче. Внизу, у озера, суше, много солнца и птичьего пения.

На катер садимся в полном молчании. Это не усталость, а подавленность людей, неожиданно побывавших несколько минут в далеком средневековье. Озерный ветерок быстро изгоняет могильные запахи тлена из складок нашей одежды.

ДРЕВНИЕ И МОЛОДЫЕ ГОЛОСА И РИТМЫ

Моторист и два матроса затянули чудесную песню. Гизау сидит на корме с закрытыми глазами и переводит:

— Это Тана и Аббай. Еще танква. Потом мистер и мадам любить…

Эфиопы — очень музыкальный народ. Их песни удивительно красивы и мелодичны. Запомнился такой случай. В первые дни моего бахардарского житья окно комнаты было перечеркнуто снаружи линиями легких переносных лесов — молодые ребята, маляры, заканчивали внешнюю отделку коттеджа. Как они пели! Особенно один из них, в зеленых штанах, белой рубахе и ярко-красной кепочке. До сих пор, как увижу пестро одетого рабочего, вспоминаю серенады у моего окна. Этот парень пел весь день с перерывом только на обед. Песня не мешала ему и его товарищам быстро и ловко обрабатывать фасад здания, наоборот, словно подгоняла их в работе.