— А ты не видишь разницы? Мне пофигу, кем ты хочешь стать — я говорю о том, что у тебя нет выбора! Ни у кого из нас нет! Больше того, мы и в детский сад ходили такой же… элитный, с Яной, Никитой, Наташкой и многими другими. Нас с младенчества тренировали смотреть на остальных людей, как на дерьмо, усекаешь? И программировали на «светлое будущее». Еще до поступления в школу вся наша жизнь была расписана по шагам, без права голоса! Я, может, и сам захотел бы стать дипломатом, но мне ни разу не дали об этом подумать! — Белов словно и забыл обо мне, но снова вернулся, начав говорить даже с некоторой долей доброжелательности: — И тут ты пришла к нам только в девятом классе — из нормального мира, где дети — не инвестиции, где их хвалят, если те занимаются спортом, красиво рисуют или имеют другие увлечения! Хвалят, а не говорят: «Можешь заниматься, чем хочешь, пока это не мешает учебе!», — и снова в нем поднималось раздражение. — Где людей ценят за какие-то качества, а не количество бабла и умение преподнести себя. В твоей старой школе все тоже бы молчали два года, если бы над кем-то так измывались, а? Никто бы слова не сказал? И сама бы молчала? И учителя бы делали вид, что ничего не происходит? Сомневаюсь! Пришла-то ты другая, и что? Тут же постаралась слиться с этой элитной массой! Извинялась, на коленях ползала, когда тебя унижали, лишь бы мы тебя приняли! Да я тебе услугу огромную оказал, не позволив этому случиться! А иначе сейчас ты бы уже изменилась — свысока смотрела бы на своих старых одноклассников, жалела бы их или смеялась над ними со своими новыми «друзьями». Спас тебя от скатывания в эту мерзоту!
— Благодарна тебе до слез! — снова вспылила я. — И что же ты тогда прекратил издеваться-то? Надоело?
Белов посмотрел на меня с презрением, будто я сморозила какую-то глупость, но через пару секунд решил объяснить:
— Потому что Танаевы! Потому что с их приходом мне перестало быть интересно доводить тебя — нашлись другие развлечения. Вот они — настоящие! Из всего этого обезличенного дипломатического биомусора можно выбраться, только держась за таких. Да и то, лишь до тех пор, пока мои родаки не узнают, что их безоблачная надежда дружит с детдомовцами! Этого они мне уже не простят!
Может, он и преувеличивает, но в корне прав. Если отец у Белова хотя бы вполовину такой, как он его описывает, то, узнав про «неблагополучных» друзей, сделает все возможное, чтобы изолировать их чадо от плохой компании. Уж если даже мои родители не пришли в восторг… Но — как там он выразился? — мои еще не успели скурвиться?
— Но… Это твой экзамен по социализации, не мой, — ответила я словами, когда-то услышанными от Макса.
— Да иди ты к херам со своей социализацией, мартышка! — Белов отрезал, заканчивая все разговоры. И быстро зашагал в обратном направлении, обозначая, что перемирие наше на этом расторгнуто.
Я смотрела ему вслед, вдруг впервые что-то в нем поняв. Он во многом ошибается, но не во всем. И при этом не видит самого главного — он ненавидит не гимназию, не одноклассников, не родителей… а только себя. Я же допустила серьезную ошибку, лишь теперь полностью это осознав: Белов никогда бы не смог принять спокойно мой удар жалостью. И он оставался все тем же говнюком.
Пятая Первого Потока свернула разговор на детской площадке почти сразу, предложив встретиться через пару дней на «нейтральной территории». Чем улица была не нейтральной, Мира и Макс понять не могли, но вынуждены были согласиться. Тем более, что внезапно возникшая скованность висела в воздухе, мешая спокойному разговору.
В итоге они все же встретились — в кафе сразу после школьного матча по баскетболу. Пятая в этот раз была без ребенка, будто опасалась, что тому могут причинить вред. Возможно, она не исключала и такое развитие разговора, что придется дойти до драки? И именно поэтому перенесла встречу? В общем, эту позицию она сразу же и обозначила:
— Учтите, я своим сообщила, что вы тут.
Свои — это остальные выжившие дети Первого Потока. Она еще в первый день сказала, что они всегда на связи.
— Что происходит, Пятая? — все же Мира не могла оставаться в неведении относительно замеченных странностей и дальше. — Что за негатив по отношению к нам? Словно мы враги!
Пятая думала долго, переводя взгляд с одного лица на другое, а потом решила ответить:
— А я пока не знаю, враги вы или нет.
— Ты о чем? — Макс нахмурился еще сильнее, будто до этого лицо его светилось счастьем.
Она пристально рассматривала неэмоциональное лицо парня:
— С тобой все в порядке? — она задала уж совсем непонятный вопрос, и Мира вспылила:
— С моим братом все в порядке! Завязывай уже с этими короткими непонятными фразочками! Объясни, как есть!
Пятая отвела взгляд от Макса и дальше говорила только Мире: