Экзамен по социализации

Прием! Прием, чтоб его! Этого слова в нашей семье до сих пор еще не использовали! Не «на день рождения», не «на встречу», а «на прием». Неужели так быстро курвятся мои любимые родители? А может, пойти по Беловскому методу и устроить им на этом «приеме» скандал какой, чтобы больше не приглашали? Нет, я, безусловно, на такое не способна, это просто раздражение. На весь мир. Почти как у Кости. Заразный он, что ли? Или это я пытаюсь его понять?

На следующий день в школе мы с ним просто игнорировали друг друга. Мира попыталась прокомментировать внезапное похолодание, но получив пару злобных взглядов, успокоилась. Танаевы вообще были какие-то притихшие. Даже Макс был еще молчаливее, чем обычно. Молчаливый Макс — это вообще реально?

Яна, конечно же, мимо пройти не смогла:

— Что, уже на развод подали, голубки?

— Отъебись, — Белов даже не пытался скрыть злость от ее внимания к «нашим отношениям». — Ага, развелись мы! Характерами не сошлись! И че теперь?

Яна удалилась, не ответив.

Я смотрела в его белобрысый затылок и пыталась проанализировать свои эмоции. Нет, я не могу продолжать его ненавидеть, потому что, пусть и не разделяю, но начинаю понимать его мотивы. Это как с той индейской сказкой про двух волков — победит тот, кого ты будешь кормить. Я не хочу кормить свою ненависть! Без волевого усилия продолжать испытывать к нему только отрицательные эмоции уже довольно сложно. И да, я вдруг решила, что согласна быть одним из тех, кто нацарапает в Белове частички человечности и попытается из них собрать что-то стоящее. Полноценный хомо сапиенс из него вряд ли выйдет, но что-то издалека напоминающее — вполне! Вот даже сейчас — не заложил же Яне, что тот поцелуй был показушным, не дал дополнительного повода для шуток надо мной. А это значит, что нам пора мириться.

Подойти и извиниться за вчерашний приступ жалости, вызвавший всю эту бурю — не вариант. Не в его случае отношения можно возобновить таким образом. Надо просто вернуть нас обоих в нашу великолепную четверку, а там все само собой наладится.

Я пихнула локтем своего соседа по парте:

— Ну что, Макс, мы идем на Хэллоуинскую вечеринку?

Ответом мне был серо-зеленый зырк холодного гнева из-под темных ресниц. Уф! Аж мороз по коже! Ну до чего же приятный в общении человек.

— Я-я-ясно, — обозначила я, что посыл поняла. Точнее, то, что этот вопрос надо решать с остальными участниками. Поэтому довольно сильно ткнула пальцем в спину Белова:

— Эй, инвестиция! — он повернулся ко мне с недоумением ребенка, впервые увидевшего Деда Мороза. — Мы на Хэллоуин идем?

Это был красный день календаря, однозначно, потому что я впервые видела Белова, растерявшегося от неожиданности. Он, так и не найдя слов, глянул на Миру, и та приняла руководство на себя. Нашла ответ сначала в его глазах, потом пристально посмотрела на брата и наконец ответила мне за всех:

— Конечно, идем!

Вот так, Белов, ха-ха. Оденем тебя Дракулой и будем из деревяшки строгать человечка!

В общем, на вечеринку мы пошли. Я нарядилась в черное короткое платьице с широченными рукавами и напялила огромную зеленую ведьминскую шляпу. Мира постаралась больше — такую потрясающую тыкву мир до сих пор не видел! Хотя весь ее костюм сводился к оранжевому цвету и характерным полосам на подоле, выдававшим ее «тыквенность». Белов просто пришел в одежде, заляпанной красной краской, будто кровавыми разводами. И только Макс — ах, наш карнавальный весельчак Макс — явился в джинсах и черной рубашке с воротником-стойкой. К этому, вероятно, сводилось все его представление о костюмированной вечеринке.

Едва мы вышли из машины, я все же спросила у него с сарказмом:

— Ты в кого нарядился, Танаев? А то я никак уловить не могу.

Тот молча прошел мимо меня к зданию гимназии. Как это часто бывало, за брата ответила Мира:

— Сомнамбула! Сама, что ли, не видишь?

Белов хмыкнул. Мы с ним на прежний уровень взаимопонимания не вернулись, но парой фраз все же обменяться получилось. Думаю, он тоже понимал, что детская насупленность вызовет только Мирин смех, но никому ничего не докажет.

— Пошли, Белов, — со своей стороны, я не давала ему зацепиться за собственное равнодушие, то есть старательно делала вид, что ничего непоправимого между нами не произошло. — Покажешь мне что да как, а то я впервые…

Он, наверное, лопнул бы, если бы не сказал:

— Зря ты, Николаева, в мартышку не нарядилась, я б оценил! — при этом подошел и подставил мне руку, согнутую в локте. Я взялась, чтобы прошествовать так за Танаевыми. Никак не могу понять — ему просто по приколу злить остальных «нашими отношениями» или в нем действительно проклевывается нечто джентльменское?

Идя с ним под руку, я решила уточнить:

— Так что, Белов, снова мир?

— Ага, Николаева. Похоже, мы с тобой свое уже отвоевали. В нашем возрасте осталось только с ностальгией вспоминать былые сражения. Да, ветеран?

— Да, ветеринар! — хмыкнула я, намекая на его «мечту». Он в ответ только рассмеялся.