Экзамен (СИ)

-- Зачем в отделение? -- вздохнул милиционер, хватая меня чуть ли не борцовским захватом под локоть. -- Довезём до места. В общежитие.

На радостях я так и уехал в халате, шлёпанцах и с суковатой веткой вместо трости.

В общежитии, узрев меня в столь экстравагантном одеянии, народ попадал со смеху. Нет, конечно, мне сочувствовали, но, глядя на мой "маскарадный наряд", мало кому удавалось удержаться от улыбки, а то и от откровенного хохотка. И я смеялся вместе со всеми. Тогда, в общежицких родных стенах всё уже казалось забавным и смешным. Когда же стало известно, что я наконец-то сдал экзамен, да ещё на отлично, с меня потребовали "банкет". Я был не против.

За спиртным сбегали быстро, и уже через каких-то полчаса наша дружная компания сидела на улице за столом, где днём обычно играли в домино, а вечером собиралась молодёжь, с вином и песнями. Мои соседи по комнате, верные мои друзья и товарищи, как водилось в таких случаях, извлекли на свет свои музыкальные инструменты -- Андрей Ли принёс свою видавшую разные виды шестиструнную гитару, а Шурик Остапчук достал свой боевой баян -- и мы, не спеша под "Три семёрочки", пели "Я московский озорной гуляка...", "А ты опять сегодня не пришла...", "Пока не меркнет свет, пока горит свеча..." и прочее, прочее, прочее... О чём напевала нам виноградная лоза, о том, чего жаждали наши души,

-- О-о-о! Мужики, здорово! -- раздался со стороны конторы тягучий и хмельной голос. По аллее, ведущей прямо к нашему столу, шёл Володька Желудько, ещё один из обитателей нашего общежития. По его протяжному "о-о-о" и неуверенной шаркающей походке было ясно, что товарищ наш возвращался, как говорится, "на кочерге". Он неуклюже плюхнулся на скамейку рядом со мной.

-- Мужики! Наливай! У меня сегодня праздник! -- радостно сообщил он и, восторженно восклицая: "Этц-этц-этц", в танцевальных движениях задвигал плечами и заёрзал задом.

Мы налили и поинтересовались, в чём дело?

-- Ой, мужики! Щас рассска-ажу, -- слегка заикаясь, произнёс он и залил в себя горячительное.

-- Угораздило нас с Толяном пойти этой ночью на птицефабрику, - начал он, переведя дух. -- Идём уже обратно. Идём по дороге. И надо же! Догоняет нас ментовский УАЗик. Останавливаются, проверяют. А у нас!.. Курей целый мешок. Понятное дело, взяли. Ещё, как на зло, это менты из комендатуры оказались. Толян-то на химии. Привезли нас к себе. Взял каждый ментяра по курице, да, как давай нас ими охаживать. Пера! До потолка! Вы не представляете! -- залился он смехом. -- Как снег зимой идёт, так там пух по всей комендатуре летал. Но больно. У меня всё тело в синяках.

Он попытался вытянуть из брюк рубашку, желая, по всей видимости, продемонстрировать нам полученные побои, но запутался и бросил.

-- Короче, отпустили нас. Курей себе оставили, а нас отпустили, -- блаженно улыбаясь, завершил он.

Мы налили ему ещё полстакана, после чего он закачался -- взад-перёд, словно китайский болванчик, затем, не в силах сидеть ровно, опустил свою хмельную голову на стол и затих.

Наши посиделки продолжались своим чередом. Я пил вино, подпевал нашей дружной компании, хлопал комаров и ощущал, как затихшие было сегодняшние впечатления снова начинают шевелиться и распирать меня изнутри. Я прислушивался к ним, и всё, происходящее вокруг, казалось незначительным и мимолетным. Как же! Ведь сегодня со мной произошло, можно сказать, необыкновенное чудо. Необыкновенное происшествие, которое затеплило в моей душе огонёк большого чувства.

Вы знаете, есть восторг предвкушения, чувство невероятных эмоций, большого адреналина, когда хочется биться на поединках, плыть через моря за аленьким цветочком, идти вперёд, побеждать всех и вся, и всё это только лишь для того, чтобы добиться благосклонности своей принцессы. А есть восторг тихий. Я бы сказал, спокойный, безмятежный, не заметный что ли. Восторг осознания. Когда совершать подвигов уже не надо, когда твоя избранница подарила тебе свою благосклонность, и это пока ещё только ваша тайна. И ты, отмеченный этой тайной, сидишь, словно индийский гуру, преисполненный великой мудрости, и снисходительно взираешь на бестолковую суету вокруг тебя всех тех, кто не постиг этих вершин.

Вот таким гуру и сидел я... Или все же нет... В отличие от индийского мудреца мне недоставало силы воли удержать всё в себе. Меня так и подмывало поделиться случившимся со своими друзьями. И вот, когда мы со всех сторон обсудили историю Желудько, а Андрюха отложил в сторонку гитару, я не выдержал и всё рассказал.

Меня слушали с интересом. Андрюха то и дело восклицал:

-- Ну, ты даёшь!.. Молча?! И ты пошёл?.. Стройненькая!.. Ну, ты даёшь!

Было видно, что мой рассказ потряс его до глубины души. Когда же я закончил, он в очередной раз переспросил:

-- Ты так и не знаешь, кто она?

В ответ я предположил, что возможно это была девушка Надя, секретарь или ассистент на кафедре.

-- Ну, ты отчаянная голова! -- воскликнул он.

-- Тьпррррррру-у-у", -- подал из-под мышки голос Желудько. Затем он распрямился, тяжко вздохнул и многозначительно сказал: -- Во как оголодала баба!