— Тимофеевна, вон в те две фляги сливай, — распорядилась заведующая фермой. — В одну тридцать, в другую двадцать. Это для студентов. Они каждый вечер теперь будут приезжать.
— Надо тридцать — сделаем. Надо двадцать — тоже сделаем! — Лунообразное лицо доярки сияло добродушием. Откровенно оглядев Сергея и Любу, она прибавила: — Пейте, детки, молоко, будете здоровы! — И басовито захохотала.
Когда фляги были наполнены и Сергей собрался отнести их к телеге, снова явилась Мария Федоровна. Она принесла две пол-литровые банки, на стенках которых мелким жемчугом блестели капли воды. Подозвала одну из доярок — на этот раз молодую — и распорядилась:
— Анюта, налей-ка молодым парного!
Рослая, краснощекая Анюта наполнила банки и продолжала с любопытством смотреть на гостей. «Наверное, вправду подумала, что мы муж и жена», — решил Сергей, но эта мысль вовсе не смутила его, как не смущал откровенный, но доброжелательный интерес в глазах колхозницы. Ее спокойное лицо вызывало ощущение женской состоятельности и житейской прочности.
Сергей принял из рук Анюты теплую, как живое тело, банку и стал пить. Молоко было слегка солоноватым и густым, обволакивало рот и горло. Сергей пил, отрывал губы от банки, чтобы лучше почувствовать вкус молока, снова пил. И опять волнующее чувство припоминания, узнавания возникло в нем. Когда он, коренной горожанин, мог пить такое молоко? Но было это, было — все его существо узнавало и радовалось.
— Ну, гости дорогие, напились? — ласково спросила Мария Федоровна.
— Спасибо, вот так! — Сергей провел пальцем по горлу.
— А у нас вчера Лысуха отелилась. Хотите на телочку посмотреть?
И повела гостей в конец коровника. В маленьком, как детская кровать, загончике лежал на сене черный теленок. Величиной с собаку. Он поднял продолговатую голову. Лоб теленка был круглым, как мяч, но там, где прорастут со временем рога, шерсть курчавилась, как на каракулевой шкурке. Маленькое белое пятнышко светилось на лбу — словно невесть откуда упал солнечный зайчик.
— Ноченька, Ноченька, — позвала Мария Федоровна.
Теленок подобрал под себя складные палочки-ноги, попытался встать. Сгорбился, приподнялся — и повалился на сено.
— Ах ты, лапочка! Ах ты, радость моя! — Люба наклонилась над телочкой, стиснула ладонями ее голову и поцеловала прямо в розовый нос. В выпуклых чистых глазах Ночки был испуг. Она слабо мотала головой, стараясь освободиться.
Сергей протянул руку и потрогал теплую спину. Ощутил твердые бугорки позвонков.
— Отец у нее совсем черный, а мать палевая, с белым пятном на лбу, — рассказывала Мария Федоровна. — Вот и родилась Ночка черная, со звездой. Ночью я ее и принимала…
На решетке лежали грубые, в темных трещинках и морщинах руки заведующей фермой, и рядом с ними молодые и чистые руки Любы. А в ее остановившихся, расширенных глазах была зависть.
Не скоро отошли от ясель. Люба никак не могла оторваться — все тянулась руками к юной жизни, ласкала взглядом, непроизвольно выпячивала губы для поцелуя. И Сергей вдруг совершенно ясно увидел, что Люба — женщина! Ее резиновые скрипучие сапоги, ее озорство и легкомыслие, ее студенчество — все это было временное. Главное же было то, что так неожиданно и явственно выразилось на ее простеньком лице, — материнская страсть!
Сергею вдруг представилось, как много жило и соединялось людей ради того, чтобы была на свете вот эта девушка в резиновых сапогах. И в будущем от нее пойдут — непременно должны пойти — другие, для других времен жизни.
…— И завтра вы вместе приедете? — спросила Мария Федоровна.
Люба, не отводя взгляда от ясель и телочки, утвердительно кивнула.
Оттого что она так просто и так уверенно ответила за двоих, Сергей смутился, покраснел и быстро пошел к выходу.
Краля стояла потупившись, но, заслышав шаги, вскинула голову.
— Кралечка, хорошая, мудрая! — Сергей осторожно теребил гриву и вглядывался в блестящие глаза лошади. — Ведь ты же знаешь, отчего бывает, что жизнь кажется такой радостно знакомой?.. Что же скрываешь! Или это невыразимая тайна?.. А я вот понял, слышишь, Краля, я все понял!.. У меня когда-нибудь будет сын. И произойдет то же самое: будет ночь, звезды. Девушка будет рядом с ним… И он тоже должен будет понять: потому его радость так волнующе знакома, что это я, когда был молодым, был потрясающе счастлив!.. Что же ты молчишь, разве не так? Так, Краля, так!
Опустив голову до земли, лошадь старалась мягкими губами ухватить что-то, лежавшее у нее под ногами.
Авантюра
Олег спал лежа на спине. Его костистый нос отбрасывал острую тень. Впалые щеки запорошила щетина. От ноздрей к уголкам рта тянулись неровные, будто процарапанные чем-то острым, морщинки.
Вася отошел от кровати соседа к окну, из которого видна была мерцавшая сигнальными красными огнями телевизионная башня.
«Вот такой человек нужен Ларисе. Такого она бы не разлюбила, — подумал Вася. И усмехнулся. — Только ничего у вас, Лариса Алексеевна, не выйдет. Он же слепец, фанатик!..»