Экзистенциализм. Период становления

Прежде всего, мы видим тут антитезу, если говорим о романтизме как стиле в искусстве. Это оппозиция «романтизм – классицизм». Она нам уже что-то дает для понимания сути романтизма. Потому что за романтизмом как стилем в искусстве скрывается романтизм как мироощущение, как философия, а за классицизмом как стилем в искусстве – что скрывается? Правильно, Просвещение. Классицизм в искусстве – это художественная проекция, экспликация, отражение идей Просвещения. Просвещение в искусстве выразилось в классицизме. А романтизм – это антипросветительское движение. На поверхности, на формальном и внешнем уровне искусства мы видим эту антитезу: классицизм – романтизм. И она нам позволяет кое-что предварительно понять, увидеть, уяснить, пока еще весьма приблизительно и поверхностно. Но уже что-то.

Классицизм как художественный стиль любит симметрию, четкие формы, четкие контуры. Романтизм как стиль, напротив, ненавидит симметрию, законченность, четкий контур. Мы видим это столкновение, противоборство. В искусстве классицизма – гимн симметрии, рассудочности, форме. В искусстве романтическом – наоборот.

Приведу пример. Бывает, как вы знаете, в парковом искусстве парк французский и парк английский. Парк французский – это Версаль (а у нас, в России, например, Петергоф). Вот это классицизм. Лучи, все подстрижено, квадраты, круги, шары… Аллеи в строгом геометрическом порядке. Газоны. Природа, как в армии, вымуштрована, стандартизирована, укрощена и ходит строем. А парк английский – это романтический стиль в искусстве. Никакого подстриживания, никакой жесткой формы и симметрии: пусть все растет, как растет. Ориентация на стихийность, на спонтанность, на естественность, на самопроизвольность. Вот вам наглядная разница.

Классицистское искусство – дидактично и назидательно. Это бабушка нынешней пропаганды, какого-нибудь соцреализма нашего любимого. Оно всегда чему-то нас учит, всегда есть какая-то мораль в конце. Оно любит басни и наставления. Оно стремится к однозначности и полезности, всегда воспитывает и поучает. «Запишите, дети: надо мыть руки перед едой!». Это обязательная черта классицизма.

Романтизм ненавидит дидактичность, ненавидит морализм и однозначность. Сейчас я говорю об искусстве, повторяюсь. Не о романтизме по сути, а о романтизме на поверхности, в формальном искусствоведческом смысле слова.

Классицистское искусство, повторю, дидактично. Мало того что оно любит рациональность, оформленность, оно любит учить. Все Просвещение безумно нравоучительно и назойливо. Классицистское искусство ориентировано на Рим – римские формы, стили в искусстве, римскую гражданственность. А романтизм – на Грецию, если сравнивать две эти великие античные культуры. Романтическое искусство больше аппеллирует к грекам, чем к римлянам. Оно больше стремится к красоте, бескорыстной и расточительной созерцательности, чем к пользе и суровой экономной практичности. Завершая свой доморощенный очерк в сфере искусства, что могу сказать сразу? (Впрочем, такие лихие набеги на искусство мы еще сегодня поневоле будем совершать не раз, иначе нельзя: романтизм, конечно, не сводится к искусству, но и неразрывно с ним связан.)

У романтиков есть любимые заветные сюжеты, любимые темы, любимые образы. Эти сюжеты, темы, образы пронизывают их картины и стихи. Они очень любят море. Потому что море – стихия, оно бездонно и бесконечно. Оно свободно и загадочно. Они пишут о нем элегии, стихи, картины, воплощая безбрежность, ненависть к любым четким контурам. Любимый их образ – дорога. Важная романтическая тема – томление, безбрежность. Еще один важный образ – открытое окно, распахнутое в бесконечность, с синевой неба. Это все очень характерно.

Море, дорога, распахнутое окно… Стремление куда-то вдаль. Зачем? Да вовсе незачем!

Это все было вступление, подступы. А теперь я совершу такую попытку – отчаянным прыжком прыгнуть в самую суть и сердцевину романтизма.

Я позволю себе высказать одну свою «доморощенную», но заветную антропологическую теорию. Я очень люблю романтизм, хорошо его чувствую, поэтому позволяю себе говорить от лица романтизма. Я позволю себе высказать сначала один тезис. У романтизма сотни признаков, сотни черт. Но что-то же должно быть главным? Я скажу, что главное для меня. Прошу меня строго не судить, возможно, я не прав…