Экзистенциализм. Период становления

В какой-то момент он открыл, что его обожаемый отец совершил два страшных, с точки зрения глубоко верующего христианина, преступления, два страшных греха. В связи с этим сделаю такое лирическое отступление. Меня когда-то очень поразила фраза Ибсена, другого великого скандинавского философа и писателя. Эта фраза, когда я еще был школьником, занозой попала мне в душу: «Юность – это возмездие». Эту фразу Александр Блок даже сделал эпиграфом одноименной поэмы «Возмездие» (откуда, как вы догадываетесь, я ее и почерпнул). Я думал, как это так: «Юность – это возмездие»? Мы привыкли, что юность – это пора любви, веселья, молодости, силы… А тут – возмездие. Меня много лет терзало это высказывание. И вот Сёрена Кьеркегора все время мучила эта тема, он с детства был ей уязвлен: как судьба отцов передается детям? Тема наследственного греха. И эта тема была в высшей степени автобиографична для него. Какие же две вещи он узнал о своем отце?

Во-первых, самое страшное, что может сделать христианин: будучи одиннадцатилетним ребенком, страдая от голода, холода, унижений в чужой семье, будучи пастушком в этой самой Ютландии, отец поднялся на какой-то холм и… проклял Бога. И потом ему, что называется, пошла карта, пошло везение, богатство. Но он-то понимал, что такое не прощается, что этого Бог ему не простит. И он сам себе этого не прощал. И второе страшное прегрешение, которое тоже очень мучило отца, и он долго никому об этом не рассказывал, но когда Сёрен об этом узнал, он был этим потрясен. Это – совращение служанки. То есть у него была первая жена, но когда она еще была жива, он совратил служанку и потом на ней женился. Именно она и станет матерью Сёрена. Замечу, что когда Сёрен родился, он был самый младший в семье, а отцу было, подумайте, 56 лет. Очень почтенный возраст! А его матери было 44. Как сам о себе писал Сёрен: «я сын греха и преступления».

Богохульство и совращение служанки. И когда у отца начали умирать дети, то он это воспринял как кару. И действительно, они начали умирать один за другим. И все это вместе, конечно, очень повлияло на мальчика, на его восприимчивость, его впечатлительность. Кара за грехи отцов. Ощущение собственной проклятости. Ожидание скорой смерти. Все это очень углубляло его, способствовало усиленной рефлексии и меланхолическому сосредоточению.

И, как о нем многие пишут, и это совершенно справедливо, у Сёрена был один самый главный дар. Он вообще был гений: великий психолог, писатель, философ, богослов. Но самый большой его дар – в другом. Это дар страдания.

Страдание – как ценность. Причем надо понять, что самое сильное страдание – беспричинное страдание. Как все человеческое. Страдание, которое вызвано чем-то внешним, уже не чистое, не безусловное. А чистое страдание – это страдание, которое не имеет внешних причин. И Кьеркегор был человеком, который познал мир страдания, как мало кто. Это очень сильно сказалось на его творчестве. Я много об этом говорил в связи с Паскалем, помните? И мог бы это же сказать в связи с Ницше, в связи с Достоевским – великими страдальцами и оттого великими знатоками закоулков человеческой души. Страдание – как пусть к познанию, как путь к утончению личности. Сёрен вырос человеком очень утонченным, меланхолическим, настоящим гением страдания. (Мы еще не раз затронем с вами тему отчаяния в его философии.)

Когда он становится юношей, в более-менее сознательном возрасте, начинают умирать его братья. И сам он воспринимает это как проклятье! Он был уверен, что не переживет роковой черты в 30 лет. Каково это – жить, зная, что ты проклят и ты скоро умрешь?!

Самая первая книга Кьеркегора, которая была посвящена… вы, наверно, догадаетесь кому. Какого еще датчанина мы знаем, великого современника Кьеркегора? Конечно же Андерсена! Первая книга Кьеркегора была как раз об Андерсене. (Они современники и хорошо знали друг друга.) Знаете, как называлась эта первая книга Сёрена Кьеркегора? Она получила очень характерное название – «Из записок еще живущего». Это очень характерно для Кьеркегора. С одной стороны, все мы – «еще живущие», все мы смертны, принадлежим смерти, все мы умрем. Что тут такого? Это кажется банальностью, но за ней скрыт намек! Это предельно скрытный и предельно откровенный философ и писатель. То есть, когда он называет так книгу, подразумевает: никто не знает, но я-то, Кьеркегор, только я один точно знаю, что скоро умру, через пару-тройку лет. Это очень характерно для его мироощущения: все время на что-то намекать и все время прятаться и таиться.