С точки зрения Кьеркегора, ирония романтиков недостаточно серьезна. Их ирония – это какая-то игрушка и забава, думает он. И он противопоставляет им иронию Сократа как более правильную. Суть этой иронии он усматривает в том, что субъективность уничтожает, аннигилирует все, что не есть в субъекте, то есть пробуждает субъективность и уничтожает всякую объективную, внешнюю, неподлинную реальность, всякую объективную истину. Для него смысл сократовской иронии – в пробуждении субъективности. В том, что есть я и есть мир и весь мир не имеет значения! Имею значение только я, моя субъективность.
В этом смысле он ставит иронию Сократа намного выше, чем иронию романтиков. Для него в иронии Сократа самое главное – это торжество человеческой субъективности над всем внешним, что ей противоположно, выявление субъективности, а не просто «разрушил – создал, создал – разрушил». Для Кьеркегора начинается отход от романтизма. И еще у Сократа для него бесконечно важно диалогическое начало (но об этом чуть позже).Чтобы как-то завершить разговор о формировании Кьеркегора как мыслителя, должен сказать, что он мало куда выезжал из своей родной Дании. Он ездил в Берлин – главный центр мировой философии. В сороковом году он совершил туда поездку и слушал там лекции Шеллинга. Это очень сложная и интересная тема, как эти лекции повлияли на Кьеркегора. В целом он в конце концов оценил их критически. Но многие исследователи считают, что в этих лекциях был сильный заряд антигегельянства, которое Кьеркегор унаследовал.
Мне, как отчасти историку, всегда очень занятно об этом думать, это воображать. Представьте себе мысленный эксперимент: вы на машине времени перенеслись в сороковой год в Берлин, в зал, где Шеллинг читает лекции. И вот там собралась пара десятков гениев, хорошая компания великих людей, которые вскоре изменят и пересоздадут всю культуру Европы! Бок о бок сидят: Фридрих Энгельс, Михаил Бакунин, Ранке (великий историк), Иван Киреевский, Якоб Буркхардт (друг Ницше, известный историк культуры и автор самой знаменитой книги о Возрождении), Сёрен Кьеркегор… и так далее. Только вообразите себе эту фантастическую картину! Воистину, «бывают странные сближенья»…
А в общем, помимо этих двух выездов в Берлин, Кьеркегор никуда и не выезжал. Вся его коротенькая жизнь связана с Копенгагеном.
Мы с вами подошли к очень важному моменту в жизни Сёрена, о котором нельзя не сказать и никак нельзя сказать. Такая вот безвыходная ситуация. Попытка влезть в чужую душу – тем более в душу Кьеркегора – в этом, несомненно, есть нечто предосудительное!
Кьеркегор – мастер парадокса. В числе прочего, Кьеркегор учит не договаривать.
У него есть одна чудесная цитата: «По отношению к экзистенциальным понятиям желание избегнуть определенности свидетельствует о такте». То есть иногда важнее недосказать, чем сказать. Тем более когда речь идет о вещах невыразимых. Все самое главное словами не передаваемо, не обобщаемо. Ведь слово – это обобщение. А все главное в экзистенциализме словом не выразить. Ведь каждый из нас – уникальная личность с глубокими душевными переживаниями и неповторимыми чувствами. Как же можно это обобщать? Очень важно искусство недоговаривать, понимать, что принципиально не выразить словами! Поэтому, замечу, надо искать иные способы выражения, по ту сторону понятий и слов. Это очень характерно: умение не договаривать, понимать, что не все можно выразить словом, нужно искать иные средства выражения, по ту сторону понятий и слов. (Поэтому-то так важно, как Кьеркегор философствовал, о чем я еще скажу немало.)И вот мы подошли к важнейшему факту его внутренней жизни. Этот факт очень интимен, очень личностен, очень загадочен и странен. Говоря о нем, можно легко «нарубить дров». В то же время, по дружному мнению всех кьеркегороведов, это – важнейший факт в его внутренней жизни и вся его философия может быть понята только изнутри этого факта и из него исходя. Сначала я изложу внешнюю картину событий, потом какие-то интерпретации.
Примерно в 1839 году Кьеркегор познакомился с молоденькой девочкой, которая была моложе его больше чем на десять лет. Ей тогда еще не было шестнадцати. Очень очаровательная, жизнелюбивая. Ее звали Регина Ольсен. И он пылко влюбился в нее. Надо сказать, что у него и до этого было несколько влюбленностей, но эта любовь была самой пылкой и, как оказалось, на всю жизнь. Все шло к очевидному и неизбежному хеппи-энду. Взаимная любовь; он ухаживает, она ему отвечает взаимностью, конечно, в рамках той пуританской морали, которая жестко регламентирует общение мужчины и женщины, и в итоге – помолвка. Обмен кольцами, объявление Сёрена и Регины женихом и невестой. Скоро свадьба!