Экзистенциализм. Возраст зрелости

И первая важная мысль, которую Бубер здесь высказывает, очень дорогая мне мысль, с которой я начал наш курс и логично будет ею же закончить. Я на первой лекции уже приводил ее и сейчас позволю себе ее напомнить. Бубер говорит, что самопознание человека развивается не поступательно, не линейно, не непрерывно, а рывками, дискретно. То есть, как он говорит, есть периоды обустроенности, есть периоды бездомности. То есть бывают периоды в истории – и огромные, – когда проблема человека не ставится. Когда человек для себя не есть проблема. Человек растворен в чем-то большем, высшем, не важно – полис, космос, Божий мир, еще что-то. И такие периоды порождают таких философов, как Аристотель, Фома Аквинский, Спиноза и Гегель. Это периоды экзистенциальной обустроенности. Повторяю, человек тогда не есть вопрос, человек определяется через нечто большее. В полисе человек определяется как zoon politikon, политическое животное через полис или еще через что-то.

Но есть периоды, говорит Бубер, когда мир рушится, когда человек оказывается один, подставлен всем ветрам. Такой великой эпохой была эпоха крушения Античности, и она породила великого Августина. Прямо по Сартру, голый человек на голой земле, – это как о Сартре, так и об Августине. То есть все стало проблематично. Как сказал святой Августин, «тайна великая есть человек». Старый мир рухнул, новый не появился, и вот Августин вопрошает: «А кто я? А зачем я? Откуда я взялся?» Это экзистенциалист за полторы тысячи лет до экзистенциалистов.

Такая же эпоха бездомности, говорит Бубер, наступает с Паскалем. Он очень много пишет здесь о Паскале, о его ужасе перед молчанием бесконечных пространств… И Бубер констатирует, что эпоха экзистенциальной бездомности наступила и в XX веке. Он очень подробно разбирает три темы, связанные с крушением органических основ общества, когда рухнуло традиционное общество – большая семья, традиционная мораль и религия, органические связи между людьми, община. Он говорит о демонизме техники, демонизме экономики и демонизме бюрократии. Три огромные силы: экономика, рынок, техника, вышедшие из-под контроля, и государство, бюрократия – манипулируют беззащитным человеком. Старые структуры, в которых человек был укоренен, рухнули. Возникают какие-то эрзацы – партии, профсоюзы, – но они не могут заменить человеку того, чем была для него большая семья или община. И человек оказался под вопросом. Вот это первая очень красивая и очень важная буберовская мысль об эпохе обустроенности и эпохе бездомности. Он разбирает в ней Августина, Фейербаха, Паскаля, Спинозу, также очень подробно – двух современных ему философов и их разрешение проблемы человека – Макса Шелера и Мартина Хайдеггера.

Предпоследнее, что я хочу об этой книге сказать. В связи с XX веком Бубер говорит о двух стратегиях решения проблемы человека, и обе они, по Буберу, негодные. Это то, от чего он отталкивается. Одну он называет индивидуализм, а вторую – коллективизм. Вот антитеза индивидуализм – коллективизм. Индивидуализм, по Буберу, обособляет человека, отделяет его от всего остального. Человек рассматривается в своей атомизированности. Но человек-атом – это не весь человек. Фактически, индивидуализм берет только часть человека. И, говорит Бубер, если индивидуализм рассматривает не целостного человека, а только его часть, то коллективизм рассматривает человека как часть чего-то большего. Коллективизм не видит проблемы человека, он глух к экзистенциальным запросам личности, он растворяет человека в социуме, например в массах. То есть индивидуализм обособляет человека, а коллективизм растворяет его, и оба промахиваются мимо человека.