Экзистенциализм. Возраст зрелости

Ну и, наконец, одна из самых известных цитат, принадлежащих нашему герою. Он весь растаскан на цитаты, все три тома «Опытов».

Монтень пишет, что его удивляет, что люди стремятся совершать великие дела и от этого мучаются. И вот он пишет:

«– Я сегодня ничего не совершил.

– Как, а разве ты не жил? Просто жить – не только самое главное, но и самое значительное из всех твоих дел. А сумел ли ты обдумать свою повседневную жизнь как следует? Если да, то ты уже совершил величайшее дело».

Удивительное высказывание, не правда ли? И оно сразу вводит нас в суть философии Монтеня. Однако, возвращаемся к эпохе.

Время упадка Возрождения, время религиозных войн во Франции, время колонизации со всеми зверствами, варварствами, со всеми подвигами конкистадоров всех сортов и видов.

Что же происходит в жизни нашего героя и каковы внешние обстоятельства его жизни?

Вообще, с Монтенем связано много парадоксов: он живет в эпоху Возрождения, но при этом он – только отчасти человек Возрождения, отчасти нет; он – католик, но не фанатик и не участвует в религиозной распре. Он как бы между всего и всех. Просто уединенный человек в эпоху всеобщего безумия. Философ Возрождения и критик Возрождения в эпоху упадка Возрождения; купец, ставший дворянином, но не ставший самодовольным аристократом, но переставший быть барышником; он – политический деятель, стремящийся уйти из политики; католик, далекий от страстей и ненависти кровавых религиозных войн.

Давайте посмотрим подробнее на его жизнь. Во-первых, он гасконец, как д’Артаньян, как Декарт, как Сирано де Бержерак, как слишком многие известные нам и любимые нами всеми французы. Родом из Южной Франции. Гасконь, которая в XVI–XVII веках породила столь многих близких нашему сердцу людей. Для всех, кто, как я, наверное, полностью вырос на романах Дюма, или хотя бы любит ростановского Бержерака, или для кого важен и дорог Декарт. Конкретно, область Перигор, или Перигер.

Предки Монтеня – купцы. Причем интересны и отцовская, и материнская линия. Вообще, его зовут Мишель Эйкеем, а Монтень – дворянский титул. Полное имя: Мишель Эйкем де Монтень. По папе Мишель – Эйкем, это очень богатое купеческое семейство. Отец – уважаемый человек, был мэром Бордо. Из того сословия, что называлось тогда (как и предки Паскаля), «дворянство мантии»: купцы – не аристократы по происхождению, а выслужившиеся в дворяне.

Интересное семейство и у его матери. По матери – Лопесы. Во всех книгах написано разное: то ли из Португалии, то ли из Испании, в общем, с Пиренеев. Его предки бежали оттуда. Семья зажиточных арагонских евреев. Думаю, вы знаете, что происходило с евреями на Пиренеях в то жуткое время? (Все, я думаю, здесь читали «Испанскую балладу», роман Лиона Фейхтвангера, или хотя бы роман Хаггарда «Прекрасная Маргарет» о тех ужасных событиях?) Евреев в XV веке в Испании ставили перед жесткой дилемой: или вы умрете, или иммигрируете, или креститесь. Его мать как раз из семьи марранов, крещеных евреев, которые, спасаясь от репрессий, бежали в чуть более веротерпимую Францию.

Прадед Мишеля купил замок и родовое имение. Замок, поместье Монтень, по которому мы и знаем Мишеля Монтеня, в котором он проживет большую часть жизни и напишет свою знаменитейшую книгу. Это предки.

Я ни в коей степени не марксист, вовсе не марксист, и не стремлюсь, как они, полностью выводить человека из его социальной функции, ролей и так далее. Но мне кажется, что это важно: эпоха, контекст, происхождение. То есть смотрите: дворянин, но не родовитый, без чванства дворянского, купец, но выбившийся в дворяне, образованный. Отец – судейский, мэр; сам Монтень занимался службой в судейском сословии. Это интеллектуальная элита, но не аристократия, но уже и не купечество. Но Гасконь плюс биография беженки-матери, пострадавшей от религиозного фанатизма, – все это важно.

Конечно, очень много говорят о воспитании, которое получил Монтень. Оно просто идеально для эпохи Возрождения! Я думаю, уже упоминавшийся сегодня Жан-Жак Руссо просто умер бы от зависти. В детстве отец отдал его в крестьянскую семью, чтобы ребенок не чванился. И он полюбил природу, крестьянский быт. И впоследствии Мишель не раз говорил, что простые крестьяне гораздо лучше, проще и естественнее, чем вся эта ученая публика, эти схоласты. Простота, природосообразность.

Потом к нему был приставлен воспитатель-немец, который говорил с ребенком только по латыни. И латынь стала для него родным языком. Потом он также выучил греческий, впоследствии – фантастическое самообразование, эрудиция и прекрасное владение языками.