Экзистенциализм. Возраст зрелости

– Может ли диалог рассматриваться от одного лица? Обязательно ли, что если я рассматриваю другого человека как «Ты», чтобы и он меня также рассматривал?

– Мне кажется, что отношение «Я-Ты» всегда обоюдно. Другое дело, что поскольку Бубер включает в него все, не только людей, но Бога и природу, то этот ответ может быть как в вербальных, так и в невербальных формах. Дерево говорит иначе, чем человек, и Бог говорит иначе. И здесь есть элемент взаимности. Другое дело, что если ты не готов открыться, то никакого открытия ты и не сделаешь. Если ты не готов встретиться, не протягиваешь руку человеку, животному, Богу, то не удивляйся, что с той стороны ничего не появляется. Но конечно же Бубер говорит о некой взаимности. Диалог равноправен не в смысле какой-то абсолютной эгалитарности, это именно встреча, а она предполагает как минимум двух участников.

Кстати замечу, очень важная тема в рамках разговора об отчуждении и «Я-Оно»… Вы помните, с чего начался иудаизм? С борьбы с идолопоклонничеством. С этого начинали первые еврейские пророки. И это и есть тема борьбы с идолами – с поклонением не Богу, а камню, не Абсолютному присутствию и субъекту, а подменяющим его объектам. Тема идолопоклонничества – это есть первая формулировка темы отчуждения. Ничего не гарантировано, но для того, чтобы произошла встреча, ты должен открыться, и если повезет, то ты что-то встретишь с той стороны.

– Мой вопрос скорее относится к современности, современному восприятию человеком мира и других людей. В ситуации повсеместного отчуждения, когда люди говорят не от себя и думают не от себя, но выступают в качестве агентов каких-то систем, убежденные в том, что это они. По Буберу, возможно ли создать ситуацию встречи, если человек находится в состоянии говорения не от себя, а от лица чего-то большого, к чему, как он уверен, он принадлежит и что является тождественным его собственной сущности. То есть можно ли из этой ситуации выйти, из этого отчуждения, или никак?

– Я, не случайно начал с истории с Кафкой. Есть уровень «-измов», а Кафка говорит, что не знает, как относится сам к себе, на другом уровне. Я всегда предпочитаю такую инверсию: «не я как человек, а человек как я». Не «я как мужчина», не «я как представитель нации»… То есть начинать не с этой какой-то ложной, навязанной идентичности, а все время начинать с этого. С проблематичного и неясного, но предельно конкретного Я. Как я отношусь к своему телу? К своему имени? К своему гендеру? Кто я такой? И чем я отличаюсь от всех этих данностей? И что во мне моего? Это некоторый первый и необходимый шаг для того, чтобы состоялась встреча «Я-Ты». Пока мы находимся на уровне некой неотрефлексированной идентичности, извне сконструированной и навязанной нам, ни о каком диалоге или встрече речи быть не можем. (Вспомните сартровского героя из рассказа «Детство хозяина», растворившегося в навязанной роли; и напротив, вспомните Ясперса, сказавшего любимой жене: «Германия – это я…»; вспомните Унамуно, у которого «болела Испания».)

– То есть даже если это будет одна сторона и она будет проецировать такой диалог, с другой стороны будет постоянно поступать ответ от лица чего-то большого, например нации, государства, класса, религии, то одна сторона, скорее всего, не сможет спровоцировать встречу.