Экзистенциализм. Возраст зрелости

Мы, подобно Фрэнсису Бэкону (отцу сциентизма Нового времени) в «Новой Атлантиде», ждем, что наука нас исцелит, напоит, накормит, устранит все проблемы общества, ответит на все наши экзистенциальные вопросы, перекроит общество и человека. Сегодня мы ждем от науки всего: ждем чудес, преобразования мира, решения всех наших проблем, в том числе экзистенциальных, заведомо ей не подвластных. А завтра, когда она нам этого не даст, ибо не может дать, мы в ней разочаруемся. Суеверие науки – феномен одновременной тотальной зависимости человека от науки, но при этом незнания ее сути. Ясперс доказал, что научное познание человека до конца невозможно. Научное знание человека – это знание не человека! Человек как именно человек научно непостижим. Люди надеются, что ученые дадут нам рябчиков с небес, воздвигнут Вавилонскую башню и объяснят, в чем смысл жизни. Но этого не происходит и не может произойти. И люди начинают сердиться на ученых. А когда происходит какая-то страшная катастрофа, вроде Чернобыльской или Фукусимской, все обвиняют ученых в том, в чем они не совсем виноваты. Ученые, подобно Эйнштейну, одной половиной своего расщепленного сознания творят атомную бомбу, а потом, второй половиной сознания, начинают с ней же бороться. Сегодня мы превозносим ученых, а завтра будем их ненавидеть и убивать. Так суеверное квазирелигиозное идолопоклонническое обожествление науки может и должно обернуться обскурантизмом и полным отрицанием науки (вспомним «Новое Средневековье» Бердяева).

Третья угроза в определенном смысле сочетает в себе две первые: вырождение народа в массу, омассовление и сциентизацию культуры. Это иллюзия тотального знания и возможности тотального планирования, социальной инженерии, алхимии и проектирования. Мы ждем, что наука все сделает за человека: человек, общество и культура тотально проницаемы для познания, объективируемы и подлежат тоталитарной перепланировке. Если наука всемогуща, то над людьми можно устраивать грандиозные эксперименты, в духе Ленина или Евгения Замятина. Великая и жуткая иллюзия технократически-сциентистского и тоталитарно-этатистского ХХ века заключается в том, что о человеке возможно получить тотальное исчерпывающее знание (эта иллюзия наиболее ярко и предельно проявляется в философии космизма и в чудовищном советском большевизме). И на основании этого знания можно вылепить человека, культуру, общество по научно-техническим лекалам и опираясь на государственное тотальное насилие. С точки зрения Ясперса, это очень опасно. Он, в отличие от Шпенглера, не крайний пессимист, он не говорит, что «Европа закатывается» и ей наступил конец. Но он, конечно, полон беспокойства. Вспомним, что Ясперс писал свою книгу в разгар Великой депрессии, между мировыми войнами, в годы геноцида крестьян в СССР и накануне победы нацизма. Будет ли «новое осевое время» – неясно и спорно, а угрозы и опасности более чем реальны.

Итак, вот все эти вызовы: «масса» вместо «народа», «научное суеверие», угроза тотального планирования.

Будем завершать. Думаю, все согласятся с тем, что Карл Ясперс оказал огромное влияние на развитие философии ХХ века. Понятно, почему он – один из тех трех-четырех людей, с которыми прежде всего отождествляется и ассоциируется экзистенциальное философствование. Ясперс – редкий пример мыслителя, который, конечно, как и все прочие, немного открещивался от слова «экзистенциализм». Единственный человек, который не открещивался от этого термина, был Сартр. Говоря об экзистенциализме обычно в первую очередь и вспоминают их: Ясперса и Сартра. Ясперс во многом сформировал зрелый экзистенциализм как определенное проблемное поле и стиль философствования. Смотрите: постановка вопроса о новом взгляде на человека и на философию, учение о пограничных ситуациях, идея шифров Объемлющего, концепция экзистенциальной коммуникации, понятие осевого времени, убедительная и всесторонняя критика сциентизма и технократизма, радикальное и фундаментальное размежевание философии с наукой, концепт философской веры… Вот его основные великие достижения и открытия (не говоря уж о психиатрии и психологии).

Ясперс как философ – не революционер мысли, не столь же радикальный философ, как его товарищ и оппонент Хайдеггер, он реформатор мысли. Ясперс, в отличие от Ницше, Кьеркегора или Паскаля, не пишет афоризмами, не прибегает к художественным и провокативным формам изложения. И в отличие от Кьеркегора, Марселя, Камю, Унамуно, Бубера и Сартра, Ясперс не писал стихов, новелл, пьес и романов. Его главный жанр – статьи и трактаты. Но при этом язык Ясперса ярок и выразителен, он намного доступнее загадочного, глубокомысленного и непонятного языка Хайдеггера. Карл Ясперс – мыслитель, который не оставил своей философской школы, но повлиял, например, на Бердяева (поздний Бердяев много изучал труды Ясперса, активно ссылался на него и восхищался им в своих сочинениях), а через Ханну Арендт он повлиял и на Франкфуртскую школу.