Экзистенциализм. Возраст зрелости

А другая причина – политическая. Камю, побывав три года в компартии, так разочаровался в государственном социализме, в Советском Союзе, в сталинизме, что, оставшись левым мыслителем, занимал резко и бескомпромиссно антитоталитарную, антибольшевистскую позицию. Сартра бросало и метало по жизни по-всякому. И он был иногда очень близок к коммунистам, иногда отходил от них, никогда не состоял в них, но при этом иногда очень близко с ними смыкался. Но в целом, конечно, если нарисовать какой-то общий вектор в этой траектории, он был намного ближе французской компартии, которая всегда была очень мощной силой во французском обществе. (Сартр афористически точно назвал французскую коммунистическую партию «революционной партией, которая боится революции», и констатировал, что «ничего нельзя сделать без них и ничего нельзя сделать вместе с ними».) И он не принял такую резкую, бескомпромиссную критику Камю марксизма, СССР и большевистской диктатуры.

Затем, вы уже поняли, Камю погиб в 46 лет, Сартр в 75. На тридцать лет судьба дала Сартру больше пожить, и он воспользовался этим сполна. Он написал очень много, сделал очень много.

Я уже об этом говорил, и следует снова на этом остановиться. Это будет одним из главных лейтмотивов моего рассказа о Сартре. Это его и Камю отношение к природе. Как писателей, как философов, как людей. В философии Камю важна равнодушная к человеку природа. Это важный элемент мира абсурда. И все-таки сама по себе природа скорее восхищает Камю, чем отталкивает. Его ужасает только ее полное безразличие к человеку, но сама по себе природа скорее прекрасна, чем ужасна. Повторю: иногда, с некоторым преувеличением, говорят о пантеизме Камю, о его поэтическом язычестве. У Сартра все абсолютно не так. По разным причинам. Все телесное, все физическое: и человеческая телесность, и природная телесность, вообще, природа – вызывают у Сартра только омерзение. Опять невольно вспоминается гностическое восприятие мира, о котором я уже столько раз говорил в этом курсе! Но я не хочу все это дешево и вульгарно-пошло выводить из его внешности, которая не мешала ему быть человеком очень обаятельным и привлекательным. В него влюблялись часто, у него было множество любовниц. Тем не менее я не буду объяснять, почему это так; его мировосприятие – это тайна большая для меня.

Но факт, что, когда Сартр говорит о природе, он всегда говорит о ней как о чем-то враждебном, чудовищном, противном, вызывающим отвращение, угнетающем, наваливающимся на человека, обессиливающем его и лишающим его достоинства и свободы. То есть для него природа – это угроза для человеческого духа. Человек – это дух, сознание; а природа – это то, что нас подавляет, унижает, стремится поглотить. Забегая вперед, скажу, что, собственно тошнота, та самая тошнота, которая дала название его самому известному роману, это и есть встреча человека с природой, которая на человека наваливается, унижает и обесчеловечивает его. То есть вот это вот фундаментальное отношение человека к природе, к миру, к телесному у Камю почти пантеистическое, языческое, а у Сартра оно окрашено абсолютно резким отвращением.

Продолжим сопоставление двух самых известных французских экзистенциалистов. Как вы помните, конечно, Камю говорил: «Я не философ, я – моралист». Вот Сартр о себе никогда бы такого не сказал. У Сартра всегда было очень сложно все с моральными проблемами. После него остались «Тетради о морали» и сейчас они изданы. Он часто ставит моральные вопросы, но они никогда не были для него главными. Я немножко поговорю о морали Сартра: она тоже изломанная, резкая, противоречивая, в отличие от Камю, может быть. Но скажу, что Сартр уж точно не моралист.

Я очень люблю и Камю, и Сартра: их идеи, творчество, их мироощущение, их произведения. Но иногда я задаю себе нелепый вопрос, дурацкий прямо-таки вопрос, который часто глупые взрослые задают маленьким детям: «Скажи, мальчик (или девочка), а ты кого больше любишь: маму или папу?» Понятно, что этот вопрос не из числа умных. Вот я иногда себя спрашиваю: а кто мне больше нравится? Камю или Сартр? И, конечно, как этот ребенок (или как Буриданов Осел, если угодно), теряюсь от невозможности явного выбора. Потому что действительно то, что мне нравится больше у одного, мне не нравится у другого. И наоборот. То есть они как-то друг друга взаимно дополняют.