Экзопулус вздымает волны

Чтобы как-то отвлечься, всю дорогу Макс пытался переориентировать себя на остаточные детали, внушающие надежду, — во-первых, ему удалось уговорить Феню остаться дома, несмотря на его настойчивые просьбы поехать к майору за компанию, во-вторых, имелся в наличии распечатанный на принтере скан листка с подписью Феликса, который мог послужить доказательством подлинности, а также всплывали в памяти какие-никакие договоренности с Панфилом Панфиловичем (хотя на них Макс не особо надеялся) и вполне себе спокойная и рабочая атмосфера в галерее. Бурлящая в агонии от предстоящей выставки.

Именно там Макс впервые увидел профессора Кожедубова-Брюммера в состоянии, близком к ступору, когда тот узрел белоснежный зал, заваленный обгоревшими головешками. Окромя своего не самого утонченного вида, зал приобрел вполне ощутимый аромат, который можно было оценить даже на улице, из-за чего Полине пришлось битый час уговаривать Феликса вызвать клининговую бригаду, убеждая, что это не снизит уникальность инсталляции. В остальном Феликс был в восторге, но, как случается порой, именно этот восторг мешал делу больше всего.

Образ идеальной инсталляции менялся чуть ли не каждую минуту, и только во второй половине дня идол современного искусства, наконец, уловил долгожданную идею. Тогда к совершенному образу добавилась слегка эпатажная мысль расписать часть белых стен пеплом для «гармоничной завершенности композиции». Подобная креативность у Эрнеста Львовича восхищения не вызвала, хотя после долгих споров, обдумав теоретический доход от выставки Феликса и теоретические расходы на покраску стен, пан Вишцевский сдался.

Наконец, после утомительного плутания в закоулках, показался заветный дом, одиноко стоящий вдалеке от главной улицы. Неприметное с виду девятиэтажное строение совершенно не вызывало ассоциаций с благоустроенным районом и внешне было похоже на локацию для съемок постапокалиптического фильма. В подъезде было не лучше. Давно не мытый пол, пустые бутылки и банки из-под пива по углам, стены, покрытые не особо пристойными рисунками, эскизами граффити, признаниями в любви и покаяниями в ненависти: «Бухляк вовнутрь — мозги наружу», «Партия мразей XXI века», «Мы тебя помним RIP Андрюха», «Л.Р. — принцесса в школе — шкура на воле», «Соль для ванн недорого», «Пластмассовый мир победил…», «Маруся + Никита = LOVE», «Задрало все, ступай в окно», «Punks not dead», «Дюбель, тварина, найду закопаю».

Но особенное внимание привлекало небольшое четверостишие, нацарапанное черным маркером около кнопки вызова лифта. С одной стороны, оно довольно сильно диссонировало с общим настроением вокруг, с другой — создавало своеобразную атмосферу и даже шарм с легким налетом петербургского стиля:

«Я достаю из узких лосин,

Из-под складок заплывшего пуза,

Читайте, сочувствуйте —

Я — выпускник

Гуманитарного вуза!

29.06.2015».

«Впечатляющая обстановка, — невольно отметил про себя Макс, — нарочно не придумаешь…»

Кое-как пробравшись на седьмой этаж на скрипящем лифте в обнимку с коробкой от телевизора, Макс остановился у двери. Темно-коричневая обивка, торчащий провод от звонка и подернутый пылью глазок. Казалось, что в квартире давно никто не обитал, и на секунду у Макса даже закралось подозрение, не перепутал ли он случайно адрес. Нет, все было верно.

Сцепив зубы и обреченно вздохнув, с третьей попытки Макс все-таки нажал на вожделенную кнопку. Шагов не было слышно, однако внезапно из-за двери раздался приглушенный, сдавленный голос:

— Кто?

У Макса пересохло в горле, но, собравшись с силами, он выдавил из себя: