Экзопулус вздымает волны

— Перерисовать картину…

Дальше можно было не продолжать. План, казавшийся на тот момент гениальным, сформировывался сам собой, Максу оставалось только схватить разлетавшиеся перьями на ветру мысли и связать их между собой.

— Но это, наверное, дорого… — продолжал Феня. — Может, просто склеить несколько альбомных листков, тогда получится такой же размер, как на оригинале…

— Феня… — Макс в порыве схватил правой рукой первый попавшийся предмет — блестящую чайную ложечку, чуть не уронив стоящую недалече сахарницу, — а ты сможешь, если что, нарисовать еще несколько копий? Я, если надо, буду помогать в чем угодно…

— Зачем?

— Потому что… сейчас ажиотаж вокруг Феликса и его выставки… у меня есть друг… точнее, знакомый… он может по своим каналам продать все, что угодно. Продадим две-три копии, подзаработаем немного. Кто знает, что получится?

— Я… — Феня слез со стула, — я не знаю… а так разве можно? Вдруг не понравится?

— Мне кажется, нужно попробовать.

— А одна копия у нас останется?

— Конечно.

Феня остановился, погрузившись в раздумья. И пусть он немного сомневался, боясь не оправдать ожиданий, подвести качеством, сделать ошибку и что-нибудь напортить, но подсознательно эта мысль чем-то нравилась ему.

Конечно, Максу часто случалось быть пленником своих идей и порывов, попадать в передряги и переделки, ловить удачу и проигрывать в тот же день. Но с ним Феня научился видеть и ценить жизнь, в которой он больше не был потерянным бесприютным скитальцем, которого почти все старались обойти стороной, замечая лишь нелепые чудачества и странные измышления. Многие понятия просто не существовали для него или имели совершенно иную интерпретацию, построенную только по одному ему известной логической схеме. И только Макс искренне понимал своего друга, давая ему тот самый барьер от внешнего мира, за которым мир переставал быть холодной чужеземной степью, покрытой острыми обломками непонятных образов и необъяснимых эмоций, своими идеями будто раскрашивая все вокруг неведомыми доселе оттенками.

Феня обернулся, внимательно посмотрев на Макса, застывшего на месте в ожидании ответа, и с готовностью кивнул.

Глава 13

Все выходные прошли под эгидой искусства. Ранним утром в субботу Макс уже принес домой пробеленный холст размером, аналогичным оригиналу, 30х40 см и тюбики масляной краски «Mussini»[60], ибо поездка за покупками совместно с Литтоном и Елисеем дала немало полезной информации.

Из забавной истории, рассказанной Литтоном, он узнал, что у Феликса есть две постоянные и выделяемые им марки масляных красок, которым он не изменяет уже который год, — это были, собственно, «Schmincke Mussini» и «Williamsburg»[61], и запасы коих у него в мастерской должны пополняться чуть ли не ежедневно. Ранее даже были множественные случаи, когда начиналась паника у Феликса, представлявшего, что он может что-то не успеть дорисовать и забыть, что именно, звоня своему агенту ночью с требованиями немедленно добыть запасы.

Пережив нескольких подобных ситуаций, Литтон решил действовать рационально — закупать разноцветные тюбики впрок и держать их у себя дома, доставляя их Феликсу по первому требованию. Впрочем, это не было какой-то тайной, о своей приверженности этим брендам Феликс даже рассказывал в одном из интервью, которые штудировал Макс после разговора с майором, с удовольствием описывая, что краски с тонкой полупрозрачной текстурой и невесомыми оттенками, по типу «Sennelier»[62], далеки от его идеала и рисовать розовые облачка, подернутые лучами утреннего солнца, в его ближайшие планы не входит.

Если только «при детальном рассмотрении они не будут складываться в шокирующую провокационную надпись, от которой посетители на несколько дней зависнут между состоянием невротической паники и бесконечного восторга».

Второй важной деталью было то, что Елисей с удовольствием описал свои любимые магазины, в которых с удовольствием покупал необходимые профессионалу художественного дела материалы, дополнив, что, по его мнению, «Williamsburg» переоценен и подчеркивать, что полотно написано краской ручной работы, которой не отыщешь по всей Москве, не очень правильно.

Продукцию «Schmincke», как понял Макс, найти было намного легче, и качеством своим она не подводила, и Елисей сам «без сомнения, пользовался бы ей намного чаще, если бы она была чуть подешевле». После чего добавил, что в своей последней коллекции Феликс использовал только ее, судя по внешнему виду полотен. На что сэр Фарнсуорт похвально отозвался о профессионализме Елисея и подтвердил его предположение, уточнив, что, несмотря на работу с более тонкой структурой, нельзя исключать возврат Феликса к экспериментам с густыми слоями в будущем. В эти магазины Макс и направился.