Экзопулус вздымает волны

Феня не спал. Более того, он был как никогда сосредоточен, внимательно вглядываясь в плотный альбомный лист, на котором гуашью выводился экземпляр «Экзопулуса», скрупулезно повторяя каждую деталь. Несмотря на значительно меньший размер по сравнению с оригиналом, взгляд Макса был прикован к тому, насколько точно были сохранены пропорции изображения, а главное, оттенки цвета. Рядом лежало еще две гуашевые копии, отличить которые между собой было бы непросто даже мастеру своего дела.

— Феня…

Феня молчал, полностью погрузившись в рисование. Подойдя ближе, Макс заметил блокнотик, исписанный странными символами и цифрами, который, по всей видимости, играл не последнюю роль в процессе. Феня что-то нашептывал про себя, всматриваясь в каждый расписанный краской миллиметр на плотной бумаге, поочередно переводя взгляд то на блокнот, то на стоящую напротив картину. Беспокоить сейчас его было бесполезно, посему Макс осторожно переместился на кухню, в предвкушении горячего кофе и любых видов более — менее съедобной пищи, которую можно было бы употребить в течение нескольких ближайших минут.

Полчаса беззаботного времяпрепровождения в окружении наспех разогретых сарделек, куска острой, чуть подсохшей, пиццы, зеленого салата, пирожков с творогом, сырного соуса, остатков шоколадно-орехового торта и дымящегося кофе со сливками под увлекательное чтение новостей и откровений из соцсетей прервались внезапной короткой фразой:

— Это же все не сочетается… у тебя будет расстройство желудка…

— Феня! А я даже и не заметил, когда ты зашел… Ты уже все? — Макс вскочил с места и жестом пригласил присесть за стол. — Я решил тебя не отвлекать, но тем не менее моя внутренняя сущность не смогла устоять перед cильным чувством голода. Хотя, не спорю, мой вариант меню далек от идеала.

— Нужно справляться с сильным чувством голода… — Феня сделал шаг вперед. — Эмоциональная система человека уязвимей более всего, из-за чего навязчивое желание приема пищи заслоняет собой систему безопасности организма. Поэтому если человек будет сильно голоден, он способен съесть ядовитую змею или больную птицу, а понимание, что он сделал, придет к нему спустя какое-то время. Когда эмоциональная система стабилизируется… И при этом в большинстве случаев будет уже поздно что-то исправлять. Останется только принять свою участь.

— В целом вдохновляет, конечно…

— Это правда.

— Договорились, больше ничего не ем, — Макс отодвинул от себя остатки пиццы. — Лучше поделюсь, что сегодня было. Если коротко — мы закупили кучу деревянных перекладин, привезли их к Эрнесту Львовичу, разгрузили и сбежали на пару с Литтоном. У Елисея сбежать не получилось.

— Его поймали?

— Можно и так сказать. В любом случае, он сейчас у нашего пана Вишцевского и, наверное, уже спит. Миссия получилась долгой и нервной, но несколько запоминающихся моментов отложились. Пусть и прокатались весь день, но не зря. А как ты здесь? Картину…

Феня кивнул и подсел рядом за стол, слегка потирая нос. После чего Макс спешно опустился на табуретку и с искренним восхищением выпалил:

— Просто я и не знал, что ты так круто рисуешь. Ты при мне и не упоминал никогда, один в один…

— Я не умею рисовать. Я умею перерисовывать, это несложно, все разбивается на маленькие квадратики, они еще разбиваются на квадратики. Я так делал в детстве. Но мне сказали, что это плохо…

— Почему?

Феня немного помялся. Фразы про то, что именно он делает плохо или не так, он слышал в детстве чаще всего. В том числе и от самых близких людей, которые, так или иначе, не смогли стать ему друзьями, выбрав для себя более легкий путь — отступления, непринятия или отстраненности, — мама, отдававшая всю нежность и заботу младшему сыну, папа, загруженный монотонной работой в офисе, Митя, с юных лет подчеркивающий свою несхожесть с Феней, родственники, открыто напоминающие о том, что лучше заниматься тем, кто посмышленее, и приятели родственников, продолжающие шушукаться об этом втихаря.

— Потому что другие дети стараются рисовать что-то свое, придумывать, они описывают свою фантазию, а я все просто копирую. А я спросил… что такое фантазия? Мне ответили, что это образ, которого еще не существует. Тогда я сказал — чем такой образ лучше того, что видишь вокруг? Как его создать самому, если его не существует? Что из него можно рисовать, а что нельзя? Ведь для всего есть правила или инструкции, во всем есть структура и логика, я это точно знаю, я это вижу, а здесь непонятно, что нужно делать, и никто не хочет говорить. После этого брат надо мной постоянно смеялся, а родители его никогда не ругали. Мне было стыдно об этом говорить до сих пор, потому что это плохо. А эта картина мне очень понравилась, и я не справился. Захотелось оставить ее на память.

— Феня, это не плохо, это просто супер!

От этой фразы Феня немного воспрянул духом и, скрывая смущение, произнес:

— Только мне хочется ее нарисовать по-настоящему, чтобы она была такого же размера и такими же красками, и повесить ее на стену, потому что эту картину нужно отдать Панфилу Панфиловичу, она ведь ему тоже нравится…