— В галерее работает еще один крайне неприятный тип. Профессор Кожедубов-Брюммер. Профессор всеми фибрами своей души ненавидит современное искусство и современных авторов, при этом он почему-то торчит в «Артекториуме», вместо того чтобы уйти на покой, и поливает грязью все, что увидит. Какой у него интерес? Определенно не любовь к деятельности галереи. И я почти уверена, что к порче полотен имеют отношение подельники профессора, может быть, его преданные и не особо развитые студенты, бывшие знакомые, не знаю. Он легко может убедить любого в своей правоте, а если ты — податливый и несамостоятельный студент, преклоняющийся перед учеными степенями Кожедубова, ты легко пойдешь на подобный шаг. А то еще и начнешь видеть в нем своего нового духовного лидера. Поддерживает ли его в этом Вишцевский или просто пользуется невменяемостью профессора для своих мелких меркантильных целей — не знаю, выясняйте сами. Это вам пища для размышлений, так сказать.
Артем попытался собрать информацию воедино, но от этого головная боль разрасталась еще сильнее. То, что он сейчас слышал, можно было воспринять как розыгрыш, провокацию или скандальный материал, и пока он не мог прийти к однозначному выводу, к какой категории стоит отнести все то, что сейчас происходило. Сконцентрироваться не удавалось, зато в памяти всплыло «единое и главное правило», которое он сам для себя определил, — читателям нужны эмоции, а журналистам факты.
— Мне нужны факты, подтверждающие ваши слова, или придется провести небольшое расследование. Как я могу утверждать, что все так и есть, как вы сказали? Может быть, какие-нибудь фотографии, записи…
Лика привстала и посмотрела на Артема сверху.
— У меня нет никаких записей, и даже если бы и были, я бы не стала вам их давать. А вы ведете себя не как журналист, а как полицейский, пытающийся отнести меня к категории официальных свидетелей. У вас есть мои слова, можете проверять их, сколько хотите. Но, я надеюсь, вы еще помните, что на днях открывается выставка Феликса Петрова. Многие издания обещают успех. Грандиозный интерес, разве не так?
Поплавский тоже поднялся с кресла и попытался, почти по учебнику, установить «доверительный зрительный контакт». Пока получалось не особо хорошо.
— И что вы хотите рассказать о предстоящей выставке?
— Вы не очень дальновидный человек? Странное качество для профессионала своего дела. Галерея на пути к банкротству. Большое помещение, большая арендная плата и выставки малоизвестных художников, которые почти не вызывают интерес у большой публики. С государственными дотациями особо не получается, качественного маркетинга, как такового, нет и в помине, потому что им занимается бездарная дочка директора. И вот они нашли относительно безопасный способ приворовывать по мелочевке, пока галерея еще жива. Хоть и дышит на ладан. А тут с неба сваливается удача — сам Феликс Петров соблаговолил принести свою солнцеликую сущность до нас. Хотя и самого Феликса отправили подальше почти изо всех более-менее приличных мест. Но все-таки пока внимание он к себе привлекает, как может. А теперь представьте — разве Вишцевский упустит такой шанс?
— Какой шанс?
— Заполучить оригиналы картин Феликса. Если выставка пройдет успешно, то полотна вырастут в цене. Если нет, то, несмотря на это, их стоимость получится выше, чем стоимость юных и неизвестных талантов, которых мы принимаем. А профессор постарается их уничтожить. Потому что он не в себе и Феликса просто на дух не переносит из-за его чрезмерной экспрессивности. Безрадостная ситуация, не так ли? Как говорится, «Увы! Страна не знает ликований»[65]
. Только хватит ли вам духу спуститься в пещеру бездушного Киклопа и плененных им сатиров? Увлекательный вопрос. Ну что, Артем Поплавский, достаточно вам материала для статьи? Можете начинать искать доказательства и факты, но уверяю вас, вам будет очень обидно, если такую горячую тему раскроет кто-то другой. Только локти кусать останется. И имейте в виду, второй раз я ничего говорить не буду. И все ваши домыслы буду отрицать, если дело всплывет. С этого момента я вам ничего не говорила, первый раз вас вижу и в контексте данного дела я здесь ни при чем.Лика схватила свою сумочку и быстрым шагом направилась к выходу. Артем нагнал ее почти у двери.
— Подождите, зачем вы мне это все рассказали?
Лика внимательно взглянула на него и выдавила из себя:
— У меня свои причины. Прощайте.
В полном недоумении Поплавский возвратился к себе и плюхнулся в кресло, резким движением бросив на пол карандаш, который он так и держал в руке все это время. Без подтверждений все вышесказанное можно было отнести к категории «явный бред», и нацарапать материал на основе рваных заметок на листах — означало бы подписать увольнительную в тот же день, зная принципиальность Якова Юрьевича и его серьезное отношение к работе. Тем более что писать статью сегодня не хотелось вообще. Но не проверить и просто «забить» Поплавский не мог — неэтично, непрофессионально, недальновидно и еще целая плеяда подобных словечек.