Экзотический симптом

Единственный вывод, напрашивавшийся из всей этой истории – перед своей гибелью Лиде разонравилась ее работа. Но означало ли это, что причины убийства связаны с ее профессиональной деятельностью, или все-таки ответ кроется в ее личных взаимоотношениях с людьми?

* * *

– Это еще что за дела? – вопросил Мономах, глядя на то, как Карпенко, скача на одной ноге, вытаскивает вещи из тумбочки. Ей помогала дочь. – Куда вы собрались, мадам?

– Домой, – ответила женщина, съежившись под его суровым взглядом.

– Да ну? В таком виде? И почему вы прыгаете: я же предупреждал, что у вас ушиб позвоночника и вам противопоказано скакать, как кузнечик! Сейчас вы можете не ощущать сильной боли, потому что вам дают болеутоляющие, но это не снимает проблему! А где вообще ваш лечащий врач, Севан Багратович?

– Владимир Всеволодович, мне очень нужно домой, правда! – взмолилась Карпенко, опускаясь на койку с явным облегчением и вытягивая вперед загипсованную ногу. – Я не могу найти своих детей!

– Как это?

– Я ходила в опеку, – вступила в разговор ее дочь – кажется, ее звали Оля, если Мономах правильно запомнил. А еще он успел понять, что пятнадцатилетняя девочка взрослая не по годам. – Они даже разговаривать со мной отказались!

– Почему?

– Потому что я ребенок! Говорят, пусть кто-нибудь из взрослых придет. А мама звонила по телефону, пыталась выяснить, где Макс и Гошка…

– Но они сказали, что никакой информации по телефону не дают, потому что неизвестно, дескать, кто я такая! – закончила за дочку Карпенко. Голос ее срывался. – Ну, как так-то? Они не желают входить в положение, а ведь я пыталась объяснить, что нахожусь в больнице!

Мономах почесал в затылке. Ну, почему он не может отпустить Карпенко и заняться своими делами? Так поступили бы девяносто девять процентов врачей – тем более что он вообще не ее лечащий доктор! Да потому, что ей еще как минимум неделю следует оставаться в больнице. И еще потому, что речь идет о маленьких мальчишках, о которых некому позаботиться, кроме матери и сестры, тоже еще ребенка. Но главное – из-за Ларисы Ковальчук, пострадавшей потому, что он, Мономах, втянул ее в дела семейства Карпенко. Она пыталась помочь – значит, теперь его черед.

– Оля, послушай, – обратился он к девочке, и она уставилась на него своими серыми глазищами с таким удивлением, словно не могла поверить, что он запомнил ее простое русское имя. – Ты сможешь завтра школу прогулять?

– Конечно смогу… А зачем?

– У меня завтра с утра нет операций. Сходим с тобой в опеку. Вместе. Если я пойду один, меня могут неправильно понять, ведь я не родственник. А с тобой… Скажем, я – друг семьи: они не смогут нас проигнорировать, как считаешь?

Мать и дочь ошарашенно переглянулись.

– Вы… вы правда это сделаете? – пробормотала Карпенко, громко втянув носом воздух, возможно, она им просто шмыгнула, расчувствовавшись.

– Да бросьте, я же не предлагаю вам руку и сердце – всего лишь поход в опеку!

– Знаете, Владимир Всеволодович, в нашем положении это почти одно и то же! Спасибо вам, такое огромное-огромное спасибо, честное слово! Я прямо не знаю, как вас благодарить, ведь у меня ничего нет…

– Вы отблагодарите меня тем, что продолжите выполнять рекомендации доктора Мейрояна, – перебил пациентку Мономах. – И не станете пытаться сбежать, а то я уже устал ловить вас за резинку от штанов и возвращать обратно!

– Обещаю, что больше так не поступлю!

– Надеюсь. Так что, давайте, дамочки, разбирайте сумки: скоро обед.

Выходя из палаты, Мономах услышал злобную реплику «старухи Изергиль», в миру Игнаткиной:

– Боже мой, как мы носимся с некоторыми больными, которые такой заботы не заслуживают! А вот к другим, понимаешь, никакого внимания…

Разумеется, она имела в виду себя.

Мономах мысленно пожалел пациенток, лежащих в палате: «Изергиль» так измотала нервы медсестрам, что они старались лишний раз и не заходить, и это, несомненно, сказывалось на качестве ухода, который и так, честно говоря, хромает на все четыре лапы из-за нехватки среднего медперсонала…

К несчастью, выбирать пациентов – роскошь, которую врачи себе позволить не могут. Зато он может побыстрее подготовить к выписке эту бабку, которая, судя по всему, уже совершенно здорова, раз ее так интересуют дела других больных: он по опыту знал, что, когда человеку действительно худо, его занимают только собственные проблемы!

* * *

Алла имела предубеждение в отношении органов опеки.

Иногда, смотря телевизор, она натыкалась на передачи, разоблачающие преступное бездействие этой службы, когда семьи, на которые должно было быть обращено самое пристальное внимание, оказывались один на один со своей бедой.