El creador en su laberinto

Но пока англичанин терялся в попытках определить собственное отношение к услышанному, распахнулись входные двери. На пороге показались фигуры старомодно одетой пары.

— Hola, mis amigos!

Верёвочник

До порта музыка из центра Нового Орлеана едва доносилась: это далековато, к тому же прибой нынче был сильным. В полнолуние некстати выдалась ясная ночь, света имелось многовато для весьма тёмного дела. Но Серджо Конти эта проблема не беспокоила. В Новом Орлеане люди превосходно умеют не совать нос в чужие дела, даже люди в форме. Нет: особенно люди в форме.

Иначе тут недолго живут. Форма-то пулю не останавливает…

Он, одетый в безупречный костюм итальянского фасона, степенно вышагивал по пирсу. Доски скрипели под начищенными до зеркального блеска ботинками, отражающими лунный свет. Серджо извлёк из кармана свёрнутую газету — номер от 13 марта 1919 года, уже потрёпанный, ведь давно наступила осень. Вот и польза от полной луны: она легко позволяла читать.

— Итак, я позволю себе процитировать слова этого ублюдка из анонимного письма, которое тут напечатали. «Я люблю джаз и клянусь всеми демонами Преисподней, что всякий человек, в чьём доме будет играть музыка, окажется в безопасности. Если в каждом доме будет играть джаз — ваше счастье. Но некоторые из людей, у которых не будет джаза во вторник, получат топор».

Не все люди Серджо, такие же хорошо одетые итальянцы (только моложе и покрепче сложенные) сдержали саркастический смешок. Главарь глубоко вздохнул, швырнув газету на доски пирса.

— Что за бред, Джозеф? В этом городе джаз и без тебя никогда не смолкает.

Джозеф Момфр, ещё недавно наводивший ужас на весь Новый Орлеан (а прежде всего на итальянских иммигрантов), теперь выглядел жалко. Стоя на коленях, трясясь от страха и обливаясь кровью, он совсем не имел чего-либо общего с образом Дровосека из Нового Орлеана, который горожане рисовали в воображении уже полтора года.

Серджо закурил сигару и жестом велел своим парням соблюдать тишину. Не потому, что чего-то опасался: просто чудесная музыка издалека наконец-то стала различима получше. Прекрасный джаз.

Момфр опять залепетал своё — дескать, это ужасная ошибка, он не имеет никакого отношения к кровавому убийце, а ни одного итальянца в жизни пальцем не тронул! Говорил убийца невнятно: из-за выбитых зубов и распухших губ.

— Джозеф! Ты далеко не первый человек, который заявляет, что он не тот, кого я ищу. Хватит ломать комедию. Ты был на фронте, Джозеф? Я имею в виду Великую войну, конечно.

Американец замотал головой.

— А вот я был там. С мая 1915 и до самого наступления при Монте-Ортигара. Это к тому, Джозеф, что мне довелось повидать некоторое дерьмо. Но, Madonna mia, ты сумел удивить даже меня! Таких ублюдков не встречал. Я могу понять многое, даже эту ненависть к нашим. Видал людей, которым нравилось убивать итальянцев. Но Джозеф! Двухлетнего ребёнка, серьёзно? На глазах у матери? Да ещё пощадив её саму, что хуже всего? Нет-нет, даже не пытайся ничего объяснить.

Однако Джозеф всё-таки хотел попытаться объяснить и даже броситься в ноги Серджо. Этому помешал один из итальянцев, заехавший Момфру по голове рукояткой пистолета — пижонского «девятьсот одиннадцатого» в блестящем хроме, с накладками из слоновой кости.

— Довольно, обойдёмся без лишней театральности. Лео, кончай его.

— В машине есть топор. — Лео явно мыслил по принципу «око за око» в самом прямом смысле библейских слов.

Серджо фыркнул.

— Лео, я иногда начинаю сомневаться в том, что ты сицилиец. Мы же приличные, уважаемые в городе люди. Придушите.

Главарь не стал наблюдать за тем, как Лео обращается с гарротой — в этом умении сомневаться не приходилось. На самом деле, Лео был толковым парнем. Тоже ветеран войны. Как говорится — твёрже, чем гвоздь в крышке гроба.

Об истории Дровосека из Нового Орлеана позднее скажут очень многое. В американской прессе будет жить масса версий, а по улицам — ходить ещё больше слухов, но в действительности закончилась она именно так.

Однако тогда Серджо Конти ещё не подозревал, что с окончанием истории Джозефа Момфра началась другая — тоже кровавая и уж точно не похожая на что-либо, виденное им прежде. Ни работа на сицилийского дона, ни Итальянский фронт Первой мировой, ни улицы Нового Орлеана и Дровосек никак не смогли бы подготовить гангстера к такому.

Тем более что о верёвочниках он прежде не слыхал даже краем уха.

И неудивительно: как мудро отметит позднее Хорхе Луис Борхес, в эту легенду первых колонистов едва ли кто-то когда-либо всерьёз верил. Слишком невероятно звучало описание тех чудовищ. Даже для людей фронтира, обожавших травить безумные байки, а иной раз и правда видевших нечто, воспоминания о чём хотелось утопить в виски. Люди описали в фольклоре и книгах великое множество монстров — но верёвочники…

К началу ХХ века легенда забылась основательно. И если бы расправа над Дровосеком не побудила Серджо Конти всерьёз взять на себя миссию по защите итальянцев Нового Орлеана — он бы никогда ни с какими верёвочниками не столкнулся.