Эль Мория. Джуал Кхул. Майтрея. ДВЕ ЖИЗНИ. НАЧАЛО

Было около полпятого вечера. Резкий зимний солнечный свет постепенно скрывался под тонким слоем прохлады. Поднимался холодный ветерок, который шевелил густую листву джунглей, проникая сквозь ветви. Звуки восточной долины отдавались в западной, создавая приятные иллюзии. Эти леса и долины возле холмистых северо-западных границ располагались неподалёку от провинции Гандхара. Горы были пёстрыми от деревьев, покрытых цветами и плодами. С высоты птичьего полёта открывался прекрасный вид — множество цветовых сочетаний белого, жёлтого, красного и зелёного. Долины были бездонны, и в них петляли каменистые тропы, напоминая внутренности какого-то дракона. Великолепие вечернего солнечного света достигало цветистых пространств долин, создавая впечатление шкуры гепарда, который лениво разлегся между небом и землёй. Голые ветви некоторых деревьев напоминали корни, будто растения были вверх ногами. По склону между двумя холмами сверху вниз вилась узкая тропинка, чем-то напоминавшая свисающего питона. Разноцветные камни служили ступенями, они-то и давали впечатление пёстрого брюха питона. Немногочисленные люди шли по ней и вверх, и вниз. С большого расстояния они казались муравьями, ползущими по питону. Тропинка заканчивалась в долине, и последний её поворот был похож на его хвост. В этой стороне зеленела густая роща толстых деревьев. Никто и представить себе не мог, что же находилось в её глубине. Даже племена, населявшие окрестные холмы, не имели об этом никакого представления, а у некоторых остались ужасные воспоминания о рыщущих там диких зверях и змеях.

Девушка и юноша спустились по тропе и скрылись за поворотом. На девушке, хорошо и крепко сложенной, с кожей цвета спелой гуавы была юбка из овечьей шкуры, спускавшаяся ниже колен. Вязаная облегающая одежда подчёркивала красивые очертания тела. Её тёмные шёлковистые волосы были заплетены в четыре изящные косички, две из которых спадали на грудь, а две — на спину. На лбу не было никакого знака, и лишь уголки глаз, подведённые анджаном, из-за чего напоминали глаза молодой кобры.

У молодого человека, мускулистого, с развитым торсом, но изящной талией, и золотистой кожей, на плечах была лишь шафранового цвета накидка. Они шли рука об руку через тенистые заросли деревьев, где даже днём слышались трели сверчков.

— Читрабхану, давай отдохнём немножко на этом плоском камне. Пришло время тебе сыграть на своей флейте, — сказала девушка.

— Пратичи! Похоже, погода этому не очень благоприятствует. Сегодня намного холоднее и расползается туман. Мы уже почти пришли к моему домику, и я лучше сыграю тебе там.

— Если я приду туда, то не смогу уже уйти, и мне придётся провести там всю ночь.

— Этим ты только сделаешь мне одолжение. Если бы не ты, я бы не оставался так долго здесь, среди странных звуков кузнечиков и множества ползучих змей и скорпионов.

— Всё это лишь милостью нашего гуру. Его расположение просто огромно. Своей формулой независимости он дал нам глубочайшее счастье, да и среди несчастных людей вашей страны начался большой подъём: ведь он научил ваш народ, находившийся в социальной кабале и ограничениях, бывший тупым и пассивным, подобно змеям в грязной воде, счастью цивилизованной жизни. Сейчас ваш народ просто кожей и нутром ощущает счастье.

— Теперь я не использую слова Брахмаварта и Дхармакшетра, это постыдно, — сказал Читрабхану. — Они лишь демонстрируют нашу узколобость и будут оскорблением нашего гуру. Применять их попросту отвратительно. В учении Чарваки, доктрине человеческого благосостояния, просто нет места таким ограниченным терминам. Во славу этой глобальной доктрины я забыл свою родину, Двараку. Люди там живут в своих собственных ограничениях, будто лягушки в колодце. Повторяют Веды и другие писания, тратят время на то, чтобы жечь гхи и топливо, и называют это ритуалами. Мусолят между пальцами свой священный шнур, считая, сколько раз они прочитали мантры. Мой отец как раз из них, а ведь я верил в него, как в своего бога. А сейчас мне его жалко — теперь-то я понимаю, как глупо мог потратить свою жизнь, оставшись послушным сыном суеверного отца и не приди сюда.

— В вашей стране многие ведут себя так же, как твой отец?

— Да, наверно, каждые девять из десяти или даже больше. В последние десятилетия их количество толь ко растёт. Думаю, что это в силу мистического влияния Кришны. Мне он, конечно, не нравится, но я признаю, что он — существо особое, маг. Под его гипнотическими чарами ведическая доктрина снова возрождается в умах многих, распространяясь, как наводнение. Эта волна стала уже приметой времени, создав много ритуалистических школ.

— А как сам Кришна? Он-то знает хоть что-то по части Вед?

— Для его последователей такого вопроса просто не существует. Все они верят, что он сам и есть воплощение Вед.