«Слушай внимательно, — сказала он скороговоркой. — И я очень надеюсь, что твоего прославленного интеллекта хватит на то, чтобы попасть по колу, а не по моей голове. Я буду держать, а ты забивай — кадушкой, как молотком. Понял?»
Брандт пожал плечами. Чудовище шевельнулось.
«Бей!» — благим матом заорала Мила.
Брандт занес кадушку и ударил. Кол вошел с одного удара, гладко, как в масло. К потолку взвился фонтан вонючей зеленой жидкости. Электричество мигнуло и откуда-то сверху послышался тихий стон, почти вздох.
«Все, — сказала Мила, поднимаясь. — Еще один.»
«Еще один кто?» — спросил Брандт.
«Потом… — устало махнула рукой его партнерша. — Потом. Кстати, кадушку можешь положить. Больше не понадобится.»
Она подошла к Грише, закрыла ему глаза, ласково погладила по щеке.
«Бедный Гришенька… видишь как… не уберегли мы тебя. Это все я, дура… вовремя не сообразила. Ты уж прости меня, ладно?»
«Мила, — решительно сказал Брандт. — Может ты мне все-таки объяснишь всю эту чертовщину? Зачем ты мне наврала про дрова? Нету тут никаких дров… И с Гришей ты, выходит, знакома? И что это за чудовище?»
«Какое чудовище?»
«Ну как…» — Брандт посмотрел вниз и осекся. Двухметрового волосатого существа как не бывало. На полу, в луже самой обыкновенной крови лежал Моше — среднего роста, коренастый пожилой мужчина со смуглым неприятным лицом. Из груди его торчал кол, а тело было изрешечено множеством пулевых ранений. Брандт наклонился и посмотрел на его руки. Надо же, и там не осталось никакого следа от страшных когтей и червивого волосяного покрова. Даже желто-зеленая жидкость, еще минуту назад гадкими зловонными пятнами блестевшая на стенах, потолке и на его собственной одежде, куда-то испарилась, вместе с запахом. Ничто не напоминало о недавней чертовщине… если, конечно, не считать кола, по-прежнему торчавшего в нашпигованной пулями груди мертвеца.
«Мила!» — повторил Брандт еще решительнее.
«Ну что ты заладил, как машинка: Мила, Мила… — отозвалась она из „малого комплекса“. — Я же тебе сказала: все объясню. Но не сейчас, ладно? Сейчас надо „стереть пальчики“ и уматываться. Наших приятелей скоро хватятся, так что давай, помогай…»
Как бы в подтверждение ее слов, зазвонил мобильник. Брандт достал из кармана мертвеца телефон и нажал кнопку.
«Моше? — говорили по-арабски. — Есть результат? Кто заказчик?» Голос показался Брандту смутно знакомым. Где он мог его слышать?
«Моше? — сказала трубка менее уверенно. — Моше?..» Брандт дождался гудков, но так и не вспомнил.
«Старею, — подумал он грустно. — То чертовщина всякая мнится, то сумасшедшая нимфоманка вокруг пальца водит, то память отказывает… Пора на покой.»
Брандт вздохнул и, подхватив полотенце, начал «стирать пальчики».
Машину вела Мила. Не доезжая до Бейт Дагана, она свернула направо.
«Куда ты? Зачем?» — попытался было протестовать Брандт, но Мила лишь молча покачала головой: мол, не мешай, и он махнул рукой. Уверенно ориентируясь в путанице грунтовых дорожек, Мила объехала Институт Вулкани и углубилась в безлюдный район фруктовых посадок и апельсиновых рощ. Наконец она остановила машину.
«Ну? Что теперь? — с улыбкой спросил Брандт. — Сначала завезла в укромное место, а теперь изнасилуешь и убьешь?»
Мила хмыкнула.
«Насчет изнасилования — не надейся, а с остальным посмотрим.»
Лицо девушки было необыкновенно серьезно. Брандт тоже перестал улыбаться, неожиданно ощутив все возрастающее чувство тревоги.
«Надо держать ухо востро, — подумал он. — Что я о ней знаю? Мила Павелич… как сказал Мойн, „из хорошей хорватской семьи“… что, кстати, за семья такая? В отделе без году неделя. Превосходно стреляет. Владеет массой языков. Активно пользуется ядами и прочими дурманами. Классно дерется ногами. Трахается, как крольчиха… замечательно, надо отметить, трахается, со вкусом, желанием и доскональным знанием вопроса. Что еще?»
Волнующие воспоминания о последнем в списке выдающихся качеств Милы резко снизили уровень брандтовой тревоги. Он снова заулыбался и обнял девушку за плечи.
«Не бойся, Милочка. Дядя Дэвид не даст тебя в обиду. Может, все-таки передумаешь насчет изнасилования? Смотри, место безлюдное…»
Мила вздохнула и высвободилась.
«Господи, какой же ты дурак, Дэвид! Я просто удивляюсь, как ты ухитрился дожить до столь преклонного возраста.»
«Преклонного? — обиделся Брандт. — Мне всего тридцать шесть.»
«Вот-вот. С таким уровнем дурости умирают еще в детстве. Максимум — подростком… Тебе никогда не приходило в голову, что ты обо мне ничего не знаешь?»
«Ну-у… пр-р-иходило… — промурлыкал Брандт, упорно не желающий выходить из романтического настроения. — Хотя „ничего“ это слишком сильно сказано. Могу побиться об заклад, что расположение родинок на твоих ягодицах мне известно намного лучше, чем тебе самой. Сто фунтов против одного.»
Милины губы дернулись и почти разъехались в непрошенной улыбке, но на полпути передумали.