Elan II. Хроники Рийрии

— Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это, — сказал он. — Наверное, я полагал, что произведу на них впечатление, они похлопают меня по плечу и будут мне рукоплескать. Но вышло совсем иначе.

— И ты ушел?

— Мне больше повезло в армии Уоррика под предводительством короля Этельреда. Там я уже не старался показать себя и солгал насчет своего возраста, прибавив себе годков. Стал капитаном, но тут Этельред рассорился с Уритом, и оказалось, что я должен воевать против людей, вместе с которыми служил почти год. Я ушел в отставку, надеясь поступить на службу к королю каких-нибудь земель подальше. Так и переходил с места на место, пока в конце концов не оказался в Калисе.

— Идеальное место для того, чтобы исчезнуть.

— Я тоже так подумал, да, собственно, так и случилось… в некотором роде. — Адриан бросил через плечо взгляд на дверь. Вошло еще несколько студентов в небрежно накинутых мантиях. — Часть меня действительно исчезла.

Аркадиус окунул палец в кружку и помешал напиток.

— Что ты имеешь в виду?

— Джунгли меняют людей… или… не знаю, может, они просто выносят на поверхность то, что уже скрыто внутри. Там ничто тебя не сдерживает, не вынуждает следовать установленным в обществе правилам, в которых, конечно, можно запутаться, но которые служат тебе чем-то вроде якоря. Ты видишь себя без прикрас, и мне не понравилось то, во что я превратился. Когда я получил ваше письмо, во мне будто что-то сломалось.

Адриан посмотрел на мечи. Этим утром, надевая их, он думал о них не больше, чем о сапогах, — даже меньше. Сапоги, по крайней мере, были новые.

— Ты обнажал их с тех пор, как покинул Калис?

— Не для боя.

Аркадиус кивнул из-за кружки. На старческом лице его внимательные глаза казались на удивление яркими, словно только что отполированные бриллианты в древней потускневшей оправе.

— Я не могу не думать о том, сколько людей осталось бы в живых, если бы я послушался отца и остался в Хинтиндаре.

— Скорее всего, они бы все равно погибли. Издержки военной профессии.

Адриан кивнул.

— Может быть, но, по крайней мере, их кровь не запятнала бы мои мечи.

Аркадиус улыбнулся.

— Странный взгляд для воина.

— За это можете сказать спасибо моему отцу. Ему и его дурацкой курочке.

— Как это? — не понял профессор.

— На десятый день рождения отец подарил мне только что вылупившегося цыпленка и заявил, что теперь я несу ответственность за жизнь этой птицы и должен оберегать ее. Я старательно заботился о птице. Назвал ее Гретхен, кормил с руки. Даже спал с ней в обнимку. Ровно год спустя отец заявил, что его сын на день рождения должен поужинать жареной курятиной. Других кур у нас не было. Я умолял его не делать этого и клялся, что, если он убьет Гретхен, я не съем ни кусочка. Только отец и не собирался убивать Гретхен. Он вручил топор мне. «Научись ценить чужую жизнь, прежде чем отберешь ее», — сказал он. Я отказался. В тот день мы вообще ничего не ели, на следующий тоже. Я был намерен перебороть отца, но старик словно был сделан из камня. Я вытерпел всего два дня, не помогли ни гордость, ни жалость, ни сострадание. Во время ужина я обливался слезами, но съел все до последней крошки. Потом я целый месяц не разговаривал с отцом и так и не простил его. Я ненавидел его то за одно, то за другое, пока наконец не ушел из дома. Мне потребовалось пять лет боев, чтобы осознать важность того ужина, из-за которого я никогда не наслаждался убийством и не закрывал глаза на чужую боль.

— И все это из-за одной курицы?

— Нет. С курицы все началось. Были и другие уроки. — Адриан бросил взгляд на сидевших поблизости студентов, делавших вид, что не слушают их разговор, и сказал: — Вам повезло, что вас обучает профессор. Есть учителя гораздо хуже.

— Он учил тебя ценить жизнь, — улыбнулся Аркадиус.

— И в то же время тренировал меня, как наиболее эффективно отнять ее? Разве человек станет учить сына летать, одновременно внушая ему страх высоты? Я хотел чего-нибудь добиться в жизни. Применить мастерство, которое он вбил в меня. К чему ловко управляться с мечом, если всю жизнь будешь ковать лемехи? Я видел других — богатых рыцарей, которых великие лорды прославляли за их умения, — и знал, что могу одолеть любого из них. У них было все: лошади, шикарные женщины, поместья, доспехи. У меня не было ничего. Я думал, что если только сумею показать им… — Адриан осушил кружку и отвернулся, уставившись на удлинившуюся очередь на завтрак.

— Итак, скажи мне, Адриан, теперь, когда ты вернулся, чем намерен заняться? Полагаю, ты больше не собираешься вступать в войско кого-либо из местных властителей.

— Мои солдатские дни миновали.

— Как же ты будешь жить?

— Пока я об этом не думал. У меня есть деньги, какое-то время продержусь. А потом… не знаю… Пока не хочу об этом думать, мне нравится просто плыть по течению. Не знаю почему… Может, я надеюсь, вдруг что-нибудь подвернется — что-нибудь само найдет меня.

— Правда?

Адриан пожал плечами.

Профессор подался вперед, хотел было что-то сказать, но снова откинулся на спинку кресла.