Элантида

В гриве Лантрэна вновь засверкали молнии, он выпрямился, непроизвольно заиграв мышцами.

— Только того и жду, — еле сдерживая переполняющую его силу, рвущуюся наружу, и ярость, клокочущую в предвкушении грядущей битвы, тихим хриплым голосом проговорил истосковавшийся по сражениям воинственный бог магии.

Я вздохнула, смиряясь с неутешительным фактом, что окончания мысли нашего светоча разума сегодня мы вряд ли услышим.

— Джен, ну не смотри на меня так! — рассмеялся Дани. — Я продолжаю. Итак. Положение у Гаронда сейчас не ахти. Тем более что он знает, что вот-вот мы снова пойдем на него, причем его силы-то поубавились, а наши возросли… и вполне возможно, что этот поход будет для него последним. Ему нужно прийти в себя, собрать силы и разработать заново план обороны — а на это все нужно время, которого у него нет. Понимаете, к чему я клоню? — все кивнули, как по команде. — Так вот, чтобы выиграть время, нужно как-то отвлечь наше внимание, занять нас чем-нибудь полезным, чтоб мы до него пока не докапывались. А противника лучше всего занять диверсией.

— Данириэль… — завороженно прошептало наше Перворожденное Высочество. — Когда все закончится, мой отец сделает тебя министром.

— Спасибо, я обязательно тебе об этом напомню, — подмигнул Дани.

— А какого рода может быть диверсия? — нетерпеливо спросил Таш.

Дани развел руками.

— Ну, например… — задумался он, — можно вывести из строя предполагаемых союзников. Вот смотрите, темных магов он уже давно потихонечку истребляет. В Светлой Гильдии он устроил раскол и теперь уничтожает более-менее сильных и способных дать ему отпор светлых магов руками купленного с потрохами их же Архимагистра. В принципе, он может усугубить то, что у него есть… Может, например, объявить во всеуслышание о скоропостижной гибели своей драгоценной племянницы и повесить это убийство на того, кто ему больше всех мешает, на кого ему это повесить удобнее… и с тем расчетом, чтобы нанести нам максимальный урон. Идеально, если на темных — после этого заявления мгновенно начнется тотальная резня темных магов. Но… — Дани покачал головой, — это все слишком предсказуемо… И потом, рискованно — можно потерять добрую часть войска, которое и так изрядно потрепано. Поэтому… нужно сделать что-то неожиданное, чтобы оно, к тому же, оттянуло наше внимание от Эвенкара… Например, ударить по эльфам…

— Что?! — Эльстан вскочил с места, словно его подбросило.

Дани поморщился.

— Высочество, ну что ты такой нервный? Я же не говорю, что он это обязательно сделает, я размышляю, что бы сделал я на его месте. А что до эльфов, то их я вообще просто в качестве примера взял — просто они далеко, и такой выходки от Гаронда явно никто ожидать не будет.

— То-то и оно… — нахмурилась я.

— Ну вот, загнались теперь все, — хмыкнул Дани. — Вот как с вами разговаривать можно, а? Наболтаешь всякой чепухи, а они потом голову ломают… Кстати, Джен… не пытайся просканировать, как там у эльфов дела или еще где, хорошо? Я купол пока держу от Гаронда, чтоб он нас не «считывал», - я коротко кивнула. — Высочество, ну хватит уже, а?

Эльстан передернул плечами.

— Что хватит? — глухо спросил он.

— Мировую трагедию устраивать.

— Я не…

— Устраиваешь, не спорь. Джен, скажи ему!

— Данириэль, дело не в том, что ты это предположил, — голос Перворожденного дрогнул, — а в том, что это может быть правдой.

— Тьфу, да все может быть правдой, даже любая глупость, — раздраженно отмахнулся Дани. — А то, что я про темных магов сейчас говорил — так мне что, уже надо начинать лить слезы по гипотетическим невинноубиенным? Или самому на себя руки наложить из солидарности?

Эльстан покачал головой.

— Ты не понимаешь… Дело в том, что я… должен чувствовать своего отца. А я его не чувствую…

Темный эльф приподнял бровь.

— Как это? — искорки в его глазах заинтересованно засверкали.

— Как бы тебе объяснить… — принц от волнения начал ходить кругами по комнате. — У всех Перворожденных существует незримая связь. Мы всегда чувствуем друг друга. Это даже не магия, это… голос крови, что ли… Мы чувствуем, когда кто-то новый приходит в этот мир, когда он… — запнулся Эльстан, — покидает его… И конечно же, мы чувствуем тех, с кем связаны узами родства. Я всегда знал настроение своего отца, его состояние — что его волнует, что его радует, что гнетет, я все это переживал вместе с ним. Я очень хорошо помню тот день, когда ушла моя мать… — Перворожденный остановился как вкопанный, его взгляд устремился куда-то вдаль, он смотрел вглубь комнаты, на призрачные узоры светлых стен, но вряд ли он их видел. — Вместе с ней ушла часть моей жизни… и в то же мгновение я почувствовал сильнейшую душевную боль, захлестнувшую меня жестокой волной пустоты и горечи… а потом понял, что, какой бы горькой ни была для меня утрата, это все — не моя боль…

Я положила ему руку на плечо. От него исходил жар, глаза пылали, словно в лихорадке, он был охвачен сильнейшим волнением, но даже не вздрогнул, не почувствовал моего прикосновения.