– Думаешь, ему понравится?! – воскликнула Лорелай. Всю неделю Лорелай проводила свободное время у себя в мастерской, создавая новые шедевры, чтобы украсить стены своей комнаты, но больше всего она трудилась над рисунками для Грейсона. После его последнего ночного кошмара Лорелай пыталась придумать, как порадовать папу. Она проводила долгие часы, рисуя в качестве подарка картины, на которых запечатлевала семейную историю. И мне казалось, что это было самое замечательное проявление дочерней любви, которое только можно было придумать.
В ту пятницу Грейсон вернулся из поездки. Он не сказал ни слова: вцепившись в сотовый телефон, глава семейства сразу скрылся в кабинете, закрыв за собой дверь.
В тот день Лорелай наконец закончила свою работу. У нас оставалось немного времени до того, как Клэр заберет девочек к себе на выходные, и Лорелай изо всех сил торопилась закончить свои рисунки до отъезда.
– Закончила, – сказала она, отложив карандаш. Собрав рисунки, она с гордостью разглядывала их.
– Отличная работа, – ласково сказала я, гордясь усердием малышки. Перед моими глазами возникло множество событий из их семейного прошлого, где была Карла и их родители, и я была растрогана до глубины души. Я радовалась, что она все это помнила.
После маминой смерти я изо всех сил старалась удержать в памяти множество воспоминаний.
Лорелай, радостно улыбаясь, прыгала от нетерпения.
– Я подарю их ему прямо сейчас! – воскликнула она.
– Подожди, он сейчас занят, – ответила я, но она уже выскочила из мастерской и помчалась к кабинету Грейсона. – Лорелай, постой!
Поспешив за ней, я увидела, как она врывается в его кабинет. Дверь распахнулась, ударившись о стену, и я съежилась.
– Папочка! Папочка! Посмотри, что я нарисовала для тебя! – пискнула Лорелай, ее голос дрожал от восторга, и она прыгала на месте от волнения.
Грейсон стремительно обернулся к дочери, все еще прижимая к уху мобильный. Его глаза расширились от недовольства, и он прикрыл ладонью трубку.
– Лорелай, не сейчас.
– Но, папочка! Я нарисовала…
– Нет. Не сейчас! – раздраженно прошипел он. Он взглянул на меня, и я увидела в его глазах такую ярость, что отшатнулась. Он словно безмолвно приказывал мне выполнить мою работу, пока я не лишилась ее. А затем повернулся к нам спиной и продолжил разговор:
– Прошу прощения. Здесь ничего серьезного.
Подойдя к Лорелай, я ласково положила руки ей на плечи.
– Нам надо подождать, когда он освободится.
– Но он всегда работает. – Она вздохнула, качая головой. И снова запрыгала, все еще надеясь на внимание отца. – Папочка, я нарисовала это для тебя! – воскликнула она.
И от ее оптимизма мне стало грустно.
То же самое у меня происходило с моим отцом.
– Лорелай, я не шучу! Сейчас не время! – огрызнулся Грейсон, и радость его дочери тут же угасла.
Ее плечи поникли, а на глаза навернулись слезы.
– Но, папочка, рисунки…
Грейсон что-то пробормотал и снова отвернулся.
– Оставь их на столе.
Лорелай была окончательно раздавлена. Она больше не танцевала от счастья, и ее улыбка погасла. Медленно приблизившись, она положила на стол рисунки, в которые вложила столько сил. А затем отвернулась и вышла, страдая от обиды и боли.
В такой ситуации я просто никак не могла промолчать.
Я не могла закрыть на это глаза. Лорелай была самой милой девочкой на свете, и, увидев, как отвратительно с ней обошелся отец, я просто вскипела.
И поэтому я была рада, что в этот момент Грейсон закончил разговор, потому что я ни за что бы не ушла, не высказав ему все, что думаю.
–
А затем он произнес в трубку:
– Я перезвоню вам, мистер Уэйкен. Да, я все понимаю и прошу меня извинить. Но возникла проблема, с которой я должен немедленно разобраться.
– Да, Грейсон, – заявила я, скрестив руки на груди. – Разберитесь с этим.
И вот так мы перешли к эпизоду шесть из шоу о Грейсоне и Элеанор: «Непредвиденные последствия».
Повесив трубку, он обернулся ко мне и прищурился.
– Что вы себе позволяете?
– Я? Нет, это что
– Я работаю, в отличие от некоторых. Как вы допустили, чтобы Лорелай вломилась в мой кабинет? Вы знаете, насколько важен этот звонок? – рявкнул он.
– А вы знаете, как важны рисунки Лорелай? – рявкнула я в ответ, не собираясь сдерживаться. Мне надоело уступать. Грейсон страдал от душевной боли, но при этом позволял себе причинять боль самым близким людям. Он причинял боль своим дочерям.
Его дыхание сделалось прерывистым.
– Элеанор, пожалуйста, покиньте мой кабинет.
–
Он вскинул бровь.
– Что?
– Я сказала «Нет». Я не уйду, потому что вы должны выслушать меня. – Я проглотила ком в горле, едва сдерживая волнение, но не собираясь сдаваться. – Я понимаю, что это непросто для вас.
– Что?
– Я сказала, что понимаю. Я понимаю, что бывают очень непростые моменты в жизни, но то, как вы обошлись с Лорелай, просто непозволительно.