В твоих объятьях можно умеретьОт нежности, как от туберкулеза.И на лицо твое смотреть, смотреть,И улыбаться слабо и сквозь слезы…Не бойся же меня руками сжать –Просторно мне, как выпущенной птице,Душой в твоих объятьях возлежать,А телом тихо к небу возноситься…«Вымывшись и белую рубашку…»
Вымывшись и белую рубашкуНа тело свежее надев,Я вздохну спокойно и нетяжко,Лишь едва заметно побледнев.Мокрой щеткой волосы приглажуПривычными движеньями руки,И кривыми ножницами дажеУ висков подрежу волоски.Зеркало к своим губам придвинув,Подышу на темное стекло,Думая – я через час остыну,А мое дыхание тепло.Всматриваясь в пятнышки веснушек,Я замечу желтую одну.И взгляну на брови и на уши,И на губы синие взгляну.И поставлю зеркало обратноНа пыльное помятое сукно,И сделаются сразу непонятныПотолок и стены, и окно.И прилягу на кровать усталоС тупеющею болью в голове,И, пальцами впиваясь в одеяло,Проглочу из трех крупинок две…«Пять месяцев я прожил без пенсне…»
Пять месяцев я прожил без пенснеИ щурился, как всякий близорукий,Но то, что видел, видел не во сне,Мои стихи и радость в том поруки.Но я не все в стихах своих раскрылИ радуюсь не обо всем воочью –Не два стекла, а пару белых крылЯ пред глазами видел днем и ночью…«Богобоязненный семит…»
Богобоязненный семит,Я целомудренней Онана,Но терпкий аромат бананаМеня волнует и томит.И не понять мою игру:Я влажные раздвинул губыИ медленно вонзаю зубы,Прокусывая кожуру.Она упруга и туга,Но смачивается слюною,И мусульманскою луноюУже не кажется дуга…Я словно прикасаюсь к кожеИ к девственному животу,И снова ощущаю ту,Что некогда томила тоже…Но не луна… О, нет, не грудьИ не живот моей Эсфири…Четыре лепестка, четыреОсталось мягких отогнуть.И мною обнаженный плодСебя бесстыдно мне покажет.И будет поцелуев слажеЕго благоуханный мед…«Над городом несется смерч…»
Над городом несется смерч,А в глаз пылинка попадает…Я испытал и жизнь и смерть,И все-таки еще страдаю…Корабль с людьми идет ко дну,Но плавает средь бури пробка…Люблю тебя, тебя одну,И ты меня спасаешь робко…«Как утомлённый почтальон…»