Элегия Хиллбилли

Однажды, возвращаясь домой из школы, я заметил у нашего крыльца бабушкин автомобиль. Это был тревожный знак — она никогда не приезжала без предупреждения. В тот день она решила сделать исключение лишь потому, что мать попала в больницу после неудачной попытки самоубийства. Несмотря на все что творилось вокруг меня, в свои одиннадцать я многого еще не замечал. Выяснилось, что на работе мать познакомилась с одним пожарным и у них завязался роман. Тем утром Боб узнал об измене и потребовал развода. Мать села в новенький минивэн и разбила его о ближайший столб. По крайней мере, так она сказала. Мамо думала иначе. Она решила, что мать тем самым пытается вызвать к себе жалость: «Хочет покончить с собой — отлично! Пусть попросит у меня ружье».

Поверив Мамо, мы с Линдси с облегчением перевели дух: выходка матери (она, кстати, отделалась легкими ушибами) означала, что наш эксперимент с переездом в округ Прейбл наверняка подходит к концу. Через пару дней мать выписали. Еще через месяц мы вернулись в Мидлтаун уже без Боба и поселились рядом с Мамо — еще ближе, чем прежде, буквально в соседнем квартале.

Мать стала совершенно непредсказуемой и ударилась во все тяжкие. Она превратилась для нас в соседку по квартире. Я ложился вечером спать, а около полуночи просыпался, потому что возвращалась домой Линдси, как и все подростки, гуляющая допоздна. Потом в два или три часа ночи снова подскакивал от шума: домой приходила мать. Она завела новых подружек, в основном молодых бездетных девчонок. Каждые несколько недель она меняла мужиков. Мой лучший друг называл их «ухажерами месяца». Я с раннего детства привык, что мать немного неуравновешенная, но прежде было проще и понятнее: назревал очередной скандал, и мы либо убегали, либо мать срывала на нас зло: могла в сердцах шлепнуть или дать пощечину. Мне, конечно, это не нравилось, но ее новое поведение и вовсе вводило в полный ступор. Несмотря на все свои недостатки, мать никогда не любила шумные вечеринки. Теперь же, когда мы вернулись в Мидлтаун, она стала заядлой тусовщицей.

С вечеринками в доме появился алкоголь, и ее поведение стало еще более странным. Однажды, когда мне было лет двенадцать, мать сказала что-то, не помню даже, что именно, но я убежал из дома и как был, босиком, направился к Мамо. Следующие два дня я мать избегал, наотрез отказывался встретиться. Помирить нас удалось только Папо — он убедил обоих, что надо все-таки поговорить.

Поэтому я, наверное, в тысячный уже раз выслушал ее извинения. Мать умела извиняться. Если бы она не просила у нас с Линдси прощения, мы бы с ней вообще не разговаривали. Возможно, она и впрямь сожалела о своей вспыльчивости. В глубине души она чувствовала перед нами вину и, наверное, даже верила, что «такого больше не повторится». Хотя, разумеется, скоро опять бралась за старое.

В этот раз все было, как всегда. Мать буквально умоляла ее простить, потому что в тот раз провинилась сильнее обычного. Чтобы замолить свой грех, она предложила свозить меня в торговый центр и купить новые футбольные карточки. Футбольные карточки были моим фетишем, я согласился. И наверное, совершил тогда величайшую ошибку в своей жизни.

Мы выехали на трассу, и я вдруг сказал что-то такое, отчего мать рассвирепела. Она разогнала автомобиль до бешеной скорости, наверное миль сто в час, и сказала, что сейчас врежется куда-нибудь и мы оба умрем. Я переполз на заднее сиденье, пытаясь пристегнуться двумя ремнями безопасности разом: может, хоть тогда выживу? Это привело мать в еще большее бешенство, и она остановила машину, чтобы хорошенько меня отлупить. Не дожидаясь расправы, я выскочил и со всех ног бросился бежать. Вокруг были одни поля; я мчался, трава больно хлестала меня по ногам. К счастью, удалось выбежать к какому-то домику с бассейном, где, наслаждаясь теплым июньским деньком, плюхалась в воде хозяйка — толстая тетка маминых лет.

«На помощь! Скорей! Позвоните бабуле! — закричал я. — Мама хочет меня убить!» Пока женщина выползала из воды, я испуганно озирался во все стороны: вдруг из кустов сейчас выскочит мать? Мы зашли в дом, позвонили Мамо, я рассказал ей все и назвал адрес. «Только скорее, прошу! — рыдал я в трубку. — А то мама меня найдет».

Увы, я угадал: мать нашла меня первой. Должно быть, видела, в какую сторону я побежал. Она стала колотить по двери и требовала, чтобы я немедленно вышел. Я умолял хозяйку ее не впускать. Та задвинула засов и пригрозила спустить собак (двух мелких шавок размером с кошку). Однако мать ударом вынесла дверь и выволокла меня из дома. Я с криком цеплялся за все подряд — за дверные косяки, перила на крыльце, кусты, а та женщина стояла на пороге и просто смотрела, даже не пытаясь прийти мне на помощь. Как же я ее ненавидел!

Хотя все-таки она меня спасла, потому что после разговора с Мамо успела позвонить в службу спасения. Поэтому пока мать запихивала меня в машину, подъехала полиция, нацепила на мать наручники. Она так брыкалась, что двоим крепким полицейским не сразу удалось ее скрутить и увезти.