Элегия тени

Порою в небе, где гроза,
Исходом долгого унынья
Зажгутся световые клинья
И наши радуют глаза.

Когда мы оторопью взяты
И даже горя лишены,
Мы причастимся тишины,
Где грома плещутся раскаты.

От этих радостей пустых,
От равновесия на грани —
Вином в фиале упований
На свете остается стих.

Они придут и снова канут —
И утешенье, и беда.
Правдивы чувства лишь тогда,
Когда ты чувствами обманут.

А стих – противен естеству,
И как прознать – откуда выжат…
Мы словно дождь, который брызжет
На прошлогоднюю листву.

«Иду с предчувствием запинки…»

Иду с предчувствием запинки
К заулку-тупику.
Воды холодные крупинки
Слетают на щеку.

Я этой ночи не перечу,
Ничто здесь не мое,
И лишь из сумерек навстречу
Мне брызжет забытье.

Где ночь, я тоже буду ночью,
Ночным дождем;
Я только явленный воочью
Магический фантом.

Я так вживаюсь в те пустоты,
Так грежу наяву,
Что сам с собой живу сам-сотый,
Почти что не живу.

И с каждым шагом – крепче связи,
Запутанней узлы
Меж синевой моих подглазий
И капельками мглы.

«Мне с каждым утром все тревожней…»

Мне с каждым утром все тревожней,
Что стала грезы полнота
Лишь побрякушкою порожней
В руках у праздного шута.

О сон! Волшебный промежуток,
В котором, если не уснешь
И если к теням будешь чуток,
То правдой обернется ложь.

О сон! Ужели он изранит, —
Как волны, тая на лету?
Прихлынет – и тотчас отпрянет,
Разверзнув жизни пустоту…

Отдушина

Когда настанет миг смятенный,
Душа подобна пустырю
И вижу стены – только стены,
Куда вокруг ни посмотрю, —

И вдруг в окошко каземата,
Где сам в себе я заточен,
Лучом рассвета иль заката
Заглядывает небосклон —

Тогда я жив, тогда я вправе
Владеть и мыслью, и судьбой,
И в мире из подложных явей
Я всех бесплотней, всех лукавей,
И значит, стал самим собой.

«В распахнутой безвольной сини…»

В распахнутой безвольной сини
Истаивают облака.
Чем прежде был – не буду ныне;
Но не о том – моя тоска.

Когда я плачу, то от плачей
Душа родится из души —
Чтоб незаслуженной придачей
В небесной зыбиться тиши.

И это родственно печали,
И я печалюсь от родства;
Тому, что сумерки наткали,
Дарую щедрые слова.

Однако то, чем песня пета,
Тот горестный полувопрос,
Витает не вблизи, а где-то,
Превыше туч, превыше слез:

Такою наделенный волей,
Со мной сроднившийся настоль,
Что рядится в личину боли
Души всамделишняя боль.

«Я предавался сумеречной дреме…»