Эти слова отзываются болью. Орест поселится среди нашей кровной родни, у сестры отца. Интересно, похожа она на него? И что могла бы о нем рассказать? Мысли мои, как видно, ясно написаны на лице, ведь взгляд Георгоса исполняется сочувствия. Страшно подумать, чем отвечу, заговори он сейчас слишком ласково.
– Значит, буду ждать.
– Возвращения Ореста?
– А что мне остается?
Георгос вздыхает.
– Орест мал еще. Годы пройдут, пока он сумеет, вернувшись сюда, бросить вызов Эгисфу. Сможешь ли ты столько времени прожить здесь, во дворце, бок о бок с ним и царицей?
Отвожу глаза, смотрю неотрывно вдаль, на выжженные холмы, пустынные и побуревшие от неумолимого летнего зноя.
– Мне больше некуда идти.
– Правда думаешь, что ты вне опасности? – спрашивает он, проглотив ком в горле. – Что Эгисф и освоившись на троне будет терпеть твое присутствие?
Сияет жаркое солнце, но я, будто озябнув, обнимаю сама себя.
– Он не убьет меня.
– Ему и не придется. Решит от тебя избавиться – выдаст замуж за кого захочет. Отошлет куда-нибудь на окраину Греции или еще подальше, с глаз долой.
Но ведь если я поселюсь где-то там, за ширью моря, то уж конечно никак не смогу вернуться и увидеть торжество правосудия, месть за отца.
– Никуда я не поеду, – говорю. Только знаю и сама, что это пустые слова.
– Думаешь, тебя спросят?
По-прежнему не обращаю к нему взгляда. Упорно смотрю вперед, но вижу не разбросанные тут и там холмы. А безмолвный сумрак отцовской гробницы.
– Электра?
Его веской, многозначительной интонации нельзя уже не замечать. Знаю, кажется, что он скажет, и очень хотела бы его остановить.
– Эгисф со временем лишь осмелеет. Это пока власть для него нова. Словом, если хочешь избежать уготованного им для тебя, то не теряй времени.
– И как избежать?
Мой голос безжизнен.
Он переводит дух. Кладет руку мне на плечо. Придвигается вдруг близко-близко.
– Сама выбери мужа, Электра. Объяви об этом матери. Не совсем же каменное у нее сердце – пожалеет, наверное, тебя, скорбящую по отцу. Если настоишь на своем, сможешь здесь, в Микенах, дождаться возвращения Ореста.
– И кто же этот муж? – спрашиваю, уклоняясь от его руки.
– Я, разумеется, лишь бедный пахарь. А ты должна бы выйти замуж за царя. Смею предлагать потому лишь, что только так смогу уберечь тебя в Микенах до возвращения брата. Я бы не… Никогда бы не…
Он запинается, спутавшись окончательно, и тогда я наконец взглядываю на него. Задубевшее от солнца лицо Георгоса напряжено, а легкий румянец на щеках выдает смущение, уже переполняющее и меня. Он все верно говорит. И предложение, конечно, делает по доброте душевной.
Но я вовсе не собиралась замуж, а если бы и собралась, то уж точно не за подобного Георгосу. Выходит, мать победила? В груди вновь вспыхивает ярость. Лишила меня отца и вынуждает искать защиты в браке, которого он никогда бы не одобрил. С мужчиной, ничуть не похожим на Агамемнона. Все мое существо восстает против этого.
Однако… может ведь быть гораздо хуже, откажи я ему. От натянутых нервов Георгоса даже воздух гудит. Меж тем ни ветерка, жара гнетет меня. Надо дать ему ответ. Если скажу “да”, то покину этот дворец, сбегу от Клитемнестры, но при этом останусь поблизости и буду наблюдать за ней, считая годы до возвращения Ореста. Может, только так я и в самом деле почту память отца.
– Хорошо, – говорю. – Мы поженимся. И расстроим все замыслы Эгисфа.
Да, не так обычно дают согласие выйти замуж. Тяжестью ложится оно на сердце, громоздясь поверх других печалей, увлекающих на дно, все дальше и дальше от света. Он предлагает избавление, а у меня такое чувство, что еще одна дверь в будущее захлопнулась.
Вынуждаю себя продолжить, сказать и остальное, даже понимая, что слова мои обидны.
– Но соглашаюсь только поэтому. При других обстоятельствах ответила бы иначе.
– Разумеется. Я понимаю, – он кивает. – Просто будем вместе ждать возвращения Ореста.
Беру его за руку. Мой друг, единственный за всю жизнь. Хотелось бы отблагодарить его за доброту чем-то большим, но измученная душа моя пуста, и на большее я не способна.
31. Клитемнестра
Все в Микенах разладилось, все не как надо. Жизнь пошла кувырком, когда старшую дочь, которую я замуж повезла выдавать, вместо этого зарезали у меня на глазах, словно скотину. В этот миг течение событий, вроде бы вполне понятных, вдруг резко повернуло, будто кони, шарахнувшись в сторону на пустой дороге, понесли и волокут мою колесницу по грязи да ухабам с кочками. Стезя, рисовавшаяся впереди – воображаемая мной тихая, благополучная жизнь, – исчезла, и я освоила перемещение в неведомых доселе областях страдания и гнева, изучив каждый камень и каждую яму, дабы не оступиться вновь.
Но теперь я убила царя, и наказывать меня некому. Мой тайный любовник не прячется больше, расхаживает у всех на виду. Однако мне снова кажется, что мир пошатнулся, что вожжи выпадут вот-вот из ослабевших рук, а впереди опять неизвестность. Ведь снова передо мной стоит дочь, объявляя о предстоящем своем замужестве – непредвиденном и разрушающем всякий порядок.