Электрические тела

Я повернулся к ней. В ее голосе появилось нечто новое. Долорес провела пальцами по бумагам, разложенным на моем столе. Я понял, что дело не в сексе. Я предложил ей подняться на крышу. Воздух там был прохладнее, ночь стояла ясная. Мы поднялись туда с бутылкой вина, хлебом, сыром и фруктами. Я наполнил рюмки, и мы какое-то время сидели в темноте.

– Ты этого ожидал? – внезапно спросила у меня Долорес.

– Чего?

– Того, что произошло между нами, – пояснила она.

– Нет, – ответил я. – Я не слышал ничего более нелепого, чем это «между нами». Я надеялся, что это случится, но не позволял себе ждать.

– А я знала, – засмеялась она. – Я каким-то образом знала с самого начала.

– Ты знала, что мне хочется?

– Ну конечно же. Но я имею в виду – я знала, что у нас это будет. Ты должен понять: я была очень измучена и больна. Но я подумала об этом уже в первую ночь. В чистой постели было что-то такое, из-за чего мне захотелось твоей близости. И у тебя столько денег.

Я ощутил укол досады:

– Столько, что...

– Нет-нет. Ты не понимаешь, Джек. Я никогда не трахалась с мужчиной, который был бы настолько богат, так что мне это нужно было именно поэтому. У меня нет ничего, кроме меня самой, понимаешь? А у тебя так много всего, и мне хотелось посмотреть, как это будет. А еще потому, что мне было жаль тебя, что ты потерял жену.

Я засмеялся:

– Тебе было меня жаль, и тебе понравились мои деньги. Отлично.

Мягкая ладонь игриво шлепнула меня в темноте.

– Мне хотелось бы, чтобы у тебя были причины получше этих, – сказал я.

– Знаешь, – проговорила Долорес, – я ведь не ищу любви, если честно.

– Вот как?

– Я ищу жизнь. Жизнь после Гектора.

Похоже было, что Долорес готова к разговору. Она впервые заговорила о муже.

– Почему он так сильно ревнует? – спросил я.

– Потому что любит меня, почему же еще?

– Ну, многие мужчины не сходили бы с ума вот так.

– Многим мужчинам не приходилось иметь дела со мной. - Она засмеялась, допивая вино. – Он знает, что я умею. Он знает, что я это сделаю. Моим tias – моим теткам он никогда не нравился. Я не говорила тебе, что у меня две тетки? Старшие сестры моего отца. Они были santera...

– Это какая-то смесь католицизма и вуду?

– Santeria – это католические святые с другими именами, старинными африканскими именами, – объяснила Долорес. – И мои тетки приходили к babalawo, священнику santeria, и каждый день ходили в ботанический сад, может, чтобы собрать немного incienso – анис, или sal de mar, mostasa, ajonjol, linaja, травы и прочее, я никогда не могла запомнить все правильно...

– Погоди, – прервал я ее. – Теперь ты должна рассказать мне про банку с водой.

– О, это просто так! – запротестовала Долорес, слишком поспешно захихикав.

– Я тебе не верю.

– Это просто так.

– Она стояла у тебя в той дерьмовой гостинице и в квартире в здании Ахмеда и теперь стоит. Я ведь ее видел, Долорес.

– Просто так.

– Зачем она?

Она вздохнула:

– Ее ставят, чтобы собирать злых духов.

– Ты в это веришь?

– Ну, нет, но... Мне так спокойнее, – сказала Долорес. – Это приносит удачу. Со мной случалось слишком много дурного.

И конечно, я не мог не спросить:

– Что именно?

– Так, всякое.

Она затихла, превратившись в темную тень. Я слышал ее дыхание. «Ты понятия не имеешь, кто она», – подумал я.

– Ничего дурного не случится, – проговорил я наконец.

Прошла минута. Мы оба молчали, погрузившись в свои мысли.

– Короче, – продолжила Долорес, – как я сказала, моим tias Гектор не нравился. Он был слишком темный. Они говорили, что я могла бы найти мужчину с более светлой кожей. Они хотели, чтобы я родила детей, которые были бы светлее. В Доминиканской Республике так положено делать. Если ты рожаешь более темного ребенка, то это un paso antr'os, вроде как шаг назад. А еще он им не нравился потому, что не мог говорить на хорошем испанском. Он знает очень немного, говорить по-настоящему не может. Кухонный испанский, понимаешь?

– Он – пуэрториканец?

– Да.

– Но родился здесь?

– Да.

– Ну, я могу понять, почему его испанский был не таким уж хорошим.