Электрический бал

На что можно списать подобное поведение, как не на злой умысел и попытку запутать следы? Причём преступление, побудившее его действовать подобным образом, судя по всему, ещё не совершено! Своим интересом мне как бы удалось заглянуть за шторку будущего, и в моей власти теперь это будущее предотвратить!

Приволокли студента из художественной академии, и вместе мы составили портрет негодяя, благо лицо его я запомнил превосходно. Оттиски развесили во всех участках и на всех будках. Людей, похожих на него, приказано было ловить и везти ко мне. Из личных средств я назначил награду двадцать пять рублей серебром. И, когда этого проходимца приволокут в отделение, посмотрим, какие ещё фокусы таит он в рукаве.

С любовью, Ваш П.

* * *

Жорж Безобразов зевнул, причмокнул и потянулся, чтобы ухватиться за рыхлую талию баронессы, но рука его нашла только пустоту. Сознание царапнула неприятная мысль. Он отбросил её и готов был уже нырнуть глубже в медовую дрёму, как вдруг отвергнутая мысль вернулась и воткнулась в мозг острой иглой. Он вздрогнул и понял, что никакой он не Жорж, а князь Поль Бобоедов. И что находится он не в спальне баронессы Армфельт, а на холодном деревянном столе в той же самой пыльной комнате, где его вчера мучил иностранец.

Князя прошиб пот. Он вскочил со стола и заметался по комнате. Ни Дюпре, ни саквояжа в ней не было.

Князь завыл, схватил себя за кудри и, гремя каблуками, кинулся в коридор. Керосиновая лампа стояла погашенной. Пальто с галунами валялось на полу, придавленное сапогами. Из двери одиноко торчал гвоздь, на котором вчера, по-видимому, и висел слуга-калека.

Одной рукой Поль схватился за стену, чтобы не упасть, другой за сердце. Грудь его сдавило. По щекам предательски заструились обжигающие слёзы.

«Провели, как мальчишку! – прошипел он. – Оболванили». Ему вдруг сделалось совершенно, совершенно невыносимо. Сначала он закричал что есть мочи, потом разрыдался, а потом принялся хохотать, пока в бессилии не опустился на пол.

Когда он вышел из особняка, уже рассвело. По улицам ещё носился смрад проехавших недавно ассенизационных обозов. Две тощие кошки шныряли вдоль заборов, вызывая ленивый лай заключённых за ними собак.

Князь поднял глаза к небу. Горячие слёзы струились по его щекам. Невесомые перистые облака плыли в голубой вышине, равнодушные к его беде. Он вдруг захотел присоединиться, вклиниться в их величественный строй. Раствориться в небе, в щебете соловьёв, в запахе свежей листвы. Стать ветром, запертым в глухих переулках. Стать солнечным зайчиком на осыпавшейся стене. Стать отражением солнца в лужах нечистот, оставленных проехавшими недавно золотарями. Стать всем и ничем. Он вытер слёзы и заковылял по глинистой колее. Тёплые лучи падали на его кожу, ветерок поднимался от земли и забирался под сюртук, отчего тело подрагивало.

Из переулков уже начал вылезать припухший фабричный люд. Мимо проехала подвода с курами.

«Может, я уже умер? Может, я теперь призрак?»

Князь брёл по оживляющимся улицам и пытался представить себя мёртвым. Но у него ничего не получалось. Видел ли он себя парящим над своим окаменевшим телом или наблюдающим с небес за собственной траурной процессией, везде так или иначе присутствовал кто-то, кого он мог помыслить собой. Того, кто вмещал в себя его сознание. Со всеми его неприглядными атрибутами. А если так, то где же обещанное избавление?

Нет никакого после, осознал Поль. Никакого потом. Ведь если по ту сторону что-то есть, значит, никак нельзя закончить эти страдания. Эти зудящие мысли. Эти обиды. Этот стыд.

«То есть все, конечно, согласятся, что господин такой-то де почил. Но сам господин, пожалуй, никогда этого не осознает. Он просто перестанет быть. А что же в этом страшного?»

Он ослабил шейный платок. Ему вдруг стало необычайно легко от этой мысли. Мимо пронеслись первые экипажи, в окнах домов начинала кипеть простая человеческая жизнь, полная простых человеческих радостей.

«Если смерть – окончательная точка, – продолжал рассуждать князь, шаркая расслоившимся штиблетом по мостовой, – то самим этим фактом она как бы исключает себя из реальности существа, эту смерть испытывающего… Получается, что смерти нет».