– Мы уже обсуждали с вами, – сказал Дюпре, рассматривая свои ногти на предмет заусенцев, – что ошибки прошлого не в моей компетенции. Прошлое не изменишь, с какой стороны к нему ни подлезай. Другое дело будущее.
– Но есть ли у меня это будущее? Если ли будущее у России?
Дюпре улыбнулся и снисходительно наклонил голову:
– Мне и вправду пора выходить.
Государь промочил уголки глаз гербовым платком и постучал ладонью по передней стенке. Карета начала притормаживать и вскоре остановилась. Дюпре раскрыл дверцу, соскочил со ступеньки и оказался по щиколотку в грязном петербургском снегу. Затем вытащил следом коробку и поклонился государю.
– Удачи, Дюпре, – улыбнулся государь. – Думаю, вас уже заждались в вашем небесном обществе. Что бы это ни значило.
Дверца захлопнулась, и вереница царских экипажей двинулась в сторону Екатерининского канала.
Бернард очнулся от того, что темнота вокруг него затряслась.
Его тошнило, его теперь всегда тошнило. Пустой чёрный мир, наполненный булькающими механическими звуками, – его мир – шатался. По этому особому колебательному движению Бернард понял, что хозяин опять куда-то его несёт.
Бернард не знал, куда направляется хозяин, и ему было всё равно. Единственное, что он знал, что там, куда его принесут, его опять будут кому-то показывать и заставлять открывать рот, вращать глазами и улыбаться по команде. А потом накроют колпаком, и его снова будет тошнить, пока он не уснёт.
Звуки с улицы – а по холоду он понял, что вокруг улица – доносились со всех сторон, влетали в уши, и блуждали в его черепе нелепыми обрывками отражений, перемешиваясь с мыслями и воспоминаниями.
О себе Бернард знал немного. Он знал своё имя. Знал, что появился на свет в этом обличье не так давно. Но знал, что у него была и какая-то предыдущая жизнь. Знал, что хозяин его любит, потому что тот очень переживает, когда Бернарду делается нехорошо. Все остальные воспоминания давались с большим трудом, и в них всё было залито солнцем, громкими звуками и мельтешением. А и от того, и от другого, и от третьего Бернарда тошнило. Поэтому он никогда особо и не пытался забраться за чёрную пелену, которая разграничивала настоящее и прошлое.
Хозяин шёл и насвистывал мелодию из песни, которую он последнее время часто напевал. В ней рассказывалось про Бога, и про царя, и про историю их взаимовыгодных взаимоотношений, но большинства слов Бернард не понимал.
Вдалеке что-то страшно грохнуло. Даже маленький домик Бернарда несколько тряхнуло.
Хозяин остановился и похлопал ладонью по крышке, подарив Бернарду ещё несколько неприятных моментов: «Finita la comedia, Bernard!» [23]
Некоторое время стояли на месте. Бернард уже чувствовал, как от холода стекленеют глаза и в питательном баке становится пусто. Поэтому он принялся выть. За свою недолгую жизнь он отменно выучился выть. Хозяин всегда жалел его и наполнял бак «золотым раствором». Но сейчас они были на улице.
Хозяин открыл крышку – от яркого света Бернард зажмурился и по привычке открыл рот. На его языке появилась горькая таблетка. Она позволит ему ненадолго уснуть.
Бернард почти полностью рассосал её, когда вдалеке грохнуло ещё раз.
Хозяин выругался по-русски, и тряска продолжилась.
Бернард почувствовал головокружение. Его клонило в сон. Когда он проснётся, в него снова будут запихивать трубки, провода, колоть иглами, капать в глаза, пускать через виски электричество, но всё это будет потом, а пока у него ещё была целая вечность.