Электрический остров

— Кушать подано!

«Э, да они сговорились заранее!» — усмехнулся Орленов. Конечно же, Улыбышев не хотел затруднять своих новых сотрудников — не так-то просто приглашать начальника! — он просто пришел невзначай, вернувшись из командировки.

С искренним изумлением Орленов увидел, что несоединимое соединяется. Марина Чередниченко беседовала с Ниной, Орич подсел к Горностаеву, Райчилин и Вера заговорили о каких-то улучшениях в тепличном хозяйстве, а сам Андрей оказался в кругу молодых сотрудников, искренне интересовавшихся его прибором. И над всем этим разноголосым шумом, похожим на шум хорошо заработавшей швейной мастерской, царили мягкий голос Улыбышева и милое сияние, исходившее от Нины. Наконец-то она чувствовала себя настоящей хозяйкой. Пирушка пошла по нормальному пути!

Уже Орич собирался выпить на брудершафт с Горностаевым, а тот пытался урезонить его; Шурочка Муратова, маленький котенок, наряженный в цветастое шёлковое платье, требовала музыки и следила обожающими глазами за Ниной, видимо пытаясь поставить себя на место хозяйки и запомнить образец, чтобы когда-нибудь самой повторить все это; рыболовы сговаривались под выходной отправиться за лещами; охотники хвастали кто ружьем, кто собакой, — одним словом, все пошло на лад. И Андрей понял: они приняты в сообщество работников филиала. Только одно смущало его: без вмешательства Улыбышева они с женой вряд ли добились бы этого так просто.

Райчилин включил радиолу. Нина и Улыбышев переглянулись и одновременно поднялись навстречу друг другу. Вслед за ними поднялись и другие пары. Но Андрей видел только жену и Улыбышева. Они танцевали свободно, легко. Улыбышев разговаривал, Нина смеялась одними глазами. Временами их заслоняли другие пары, но Андрею казалось, что все, что здесь происходит, происходит только для них. Для них играет музыка, для них это шумное веселье, как фон, созданный художником, чтобы лучше выделить героев. Это ощущение, внезапно возникнув, больше не уходило.

И когда с Ниной танцевали другие, когда сам Андрей танцевал с ней и с другими, ему все казалось, что глаза Нины и Улыбышева постоянно встречаются, будто Нина, как привязанная, поворачивает голову туда, где слышится мягкий голос Улыбышева, а он, непринужденно разговаривая с другими, смотрит только на нее.

А Нина и в самом деле была от души благодарна Борису Михайловичу. Весь ее маленький опыт хозяйки дома подсказывал, что без него вечеринка не получилась бы. Андрей — хороший муж и товарищ, но чересчур занят своими мыслями. С таким человеком интереснее разговаривать с глазу на глаз, тогда он легко открывается, умеет увлечь своими мечтами, пошутить даже над собственными неудачами. Но, что ни говори, в этой любви к затворничеству как раз и сказывается та ограниченность, которая так присуща большинству работников науки. Борис Михайлович еще в первую встречу пошутил, что напрасно Нина вышла замуж за научного работника. «Специалист похож на флюс, он всегда односторонен!» — сказал тогда Борис Михайлович. «А как же вы?» — спросила она. «О, или мой флюс незаметен, или я плохой научный работник!» — засмеялся Борис Михайлович.

Андрей никогда не умел так беззаботно шутить над собой и над своей работой. Он даже и во сне как бы старается сохранить серьезное выражение. Пожалуй, это происходит оттого, что он еще слишком мало сделал для науки. Только такой человек, как Борис Михайлович, который уже привык к славе, к устойчивому благополучию, может казаться беспечным. И Нина, даже не замечая, как блестят ее глаза, следила за Улыбышевым, безотчетно радовалась тому, что и он так любезен и внимателен с ней, и когда они оказывались на несколько минут вдвоем, в танце, в короткой беседе, Нине казалось, что щедрое сияние славы, осенявшее Улыбышева, касалось и ее.

Внимательный взгляд Нины уже в первую встречу отметил, что Улыбышев всегда и везде чувствует себя первым и главным! Он никому не навязывал своего первенства, просто все другие отступали куда-то в тень. В тот торжественный для Нины и ее мужа день, когда она впервые увидела Бориса Михайловича, у нее тоже было ощущение, что все собрались чествовать не Андрея, а Улыбышева. Но и тогда и сегодня Борис Михайлович умелой и мягкой рукой с милой скромностью направлял внимание гостей по правильному адресу. Андрей сам виноват, что его никто не замечает, он постоянно прячется в тень. А Борис Михайлович принадлежал к тем людям, для которых не существует темноты, они сами излучают свет. И Нина с гордостью думала о том, что из всех собравшихся здесь людей, может быть, только она сумела бы соревноваться с Борисом Михайловичем в умении светить другим. Недаром же Борис Михайлович так выделяет ее.