Электрическое тело пою!

Старик рассмеялся – и тут же заплакал навзрыд. Он сидел с трубкой в руке, чувствуя себя глупым, заблудившимся ребенком. Разговор этот был немыслим, его не следовало продолжать, и все-таки разговор продолжался. Совладав с собой, старик прижал трубку к уху и сказал:

– Эй, ты там! Послушай… О господи, если б я только мог предупредить тебя! Но каким образом? Ты же всего-навсего голос. Если б я мог показать тебе, как одиноки предстоящие годы… Оборви все разом, убей себя! Не жди! Если б ты мог понять, как это страшно, – превратиться из того, что ты есть, в то, чем я стал сегодня, сейчас, сию минуту, на этом конце провода…

– Чего нельзя, того нельзя, – расхохотался молодой Бартон далеко-далеко. – Я же не могу знать, ответил ли ты на мой звонок. Все это автоматика. Ты разговариваешь с записью, и не больше. Я живу в 2037 году, для тебя – шестьдесят лет назад. На Земле сегодня началась война. Всех колонистов отозвали с Марса домой на ракетах. А меня забыли…

– Помню, – прошептал старик.

– Один на Марсе, – хохотал молодой голос. – Месяц, год, не все ли равно? Продукты есть, книги есть. Между делом я подобрал фонотеку на десять тысяч слов с типовыми ответами – все надиктовано моим же голосом и подключено к телефонным реле. Буду сам себе звонить, заведу себе собеседника…

– Да-да…

– А шестьдесят лет спустя мои записи позвонят мне сами. Я, правда, не верю, что пробуду на Марсе столько лет. Просто мысль такая в голову пришла, замечательно ехидная мысль, средство убить время. Это действительно ты, Бартон? Ты – это я?

Из глаз старика текли слезы.

– Да-да…

– Я создал тысячу Бартонов, тысячу записей, готовых ответить на любые вопросы, в тысяче марсианских городов. Целая армия Бартонов по всей планете, покуда сам я жду возвращения ракет…

– Дурак! – Старик устало покачал головой. – Ты прождал шестьдесят лет. Состарился, ожидая, и все время один. И теперь ты стал я, и ты по-прежнему один, один во всех пустых городах…

– Не рассчитывай на мое сочувствие. Ты для меня чужеземец, житель иной страны. Зачем мне грустить? Когда я диктую эти записи, я живой. И ты, когда слушаешь их, живой. Но понять друг друга мы не можем. Ни один из нас не может ни о чем предупредить другого, хоть мы и перекликаемся через годы – один автоматически, другой по-человечески страстно. Я живу сейчас. Ты живешь позже меня. Плакать не стану – будущее мне неведомо, а раз так, я остаюсь оптимистом. Записи спрятаны от тебя и лишь реагируют на определенные раздражители с твоей стороны. Можешь ты потребовать от мертвеца, чтобы тот зарыдал?..

– Прекрати! – воскликнул старик. Он ощутил знакомый приступ боли, им овладели тошнота и чернота. – Боже, как ты был бессердечен! Прочь! Прочь!..

– Почему был, старина? Я есть. Пока пленка скользит по тонвалу, пока крутятся бобины и скрытые от тебя электронные глаза читают, выбирают и трансформируют слова тебе в ответ, я остаюсь молод – и жесток. Я останусь молод и жесток и тогда, когда ты давным-давно умрешь. До свидания.

– Постой! – вскричал старик.

Щелк.

Бартон долго сидел, сжимая в руке онемевшую трубку. Сердце причиняло ему нестерпимую боль.

Каким это было безумием! Он был молод – и как глупо, как вдохновенно шли те первые годы одиночества, когда он монтировал все эти пленки, цепи, управляющие схемы, программировал вызовы на реле времени…

Звонок.

– С добрым утром, Бартон! Говорит Бартон. Семь часов. А ну вставай, лежебока!..

Опять звонок.

– Бартон? Говорит Бартон. В полдень тебе предстоит поехать в Марстаун. Установить там телефонный мозг. Хотел тебе об этом напомнить.

– Спасибо.

Звонок!

– Бартон? Это я, Бартон. Пообедаем вместе? В гостинице «Ракета», хорошо?

– Договорились.

– Там и увидимся. Пока!..

Дз-з-з-иин-н-нь!

– Это ты? Хотел тебя подбодрить. Выше нос, и так далее. А вдруг уже завтра за нами прилетит спасательная ракета?

– Вот именно, завтра. Завтра. Завтра. Завтра…

Щелк.

Но годы обратились в дым. И Бартон собственными руками задушил коварные телефоны со всеми их хитрыми репликами. Теперь они должны были вызвать его только после того, как ему исполнится восемьдесят, – конечно, если он еще будет жив. И вот сегодня телефоны звонят, и прошлое дышит ему в уши, нашептывает, напоминает…

Телефон!

Пусть звонит.

«Я же не обязан отвечать», – подумал он.

Звонок!

«Да ведь там и нет никого», – подумал он.

Звонок! Звонок! Звонок!

«Это будто сам с собой разговариваешь, – подумал он. – Но есть и разница. Господи, и какая разница!..»

Он ощутил, как его рука сама подняла трубку.

– Алло, старик Бартон, говорит молодой Бартон. Мне сегодня двадцать один! За прошедший год я установил голосовые устройства еще в двухстах городах. Я заселил Марс Бартонами!..

– Да-да…