Электрик

– Почему сразу обманул? Приукрасил. Скажи я тебе, что запил, от меня ушла жена и меня просто кинули с квартирой, стал бы ты сопереживать мне? Во-о-от. К тому же, несмотря на правдивость, эти серые истории похожи между собой, как сиамские близнецы. Вот я добавляю смерть жены, кто-то – изнасилование дочери, кто-то – убийство сына, неизлечимую болезнь любимой тещи, и еще, и еще… Противно? Очень, но иначе нам не выжить. Мы рассказываем заученную историю каждому новенькому, а то и по пьянке тем, кто уже слышал ее не раз, на протяжении нескольких лет, и сами начинаем верить в нее. А знаешь, для чего? Для того, чтобы вместо чувства отвращения у людей, слышащих наши истории, появлялось чувство жалости. Что в моем случае? Я думаю, это я умер, а не жена. Она меня убила.

Володя сначала подумал, что старик говорит о жене-убийце, но потом понял: Добряк обвинял бутылку с пойлом бабки Зины. Паровоз даже подумал, что бомж возьмет и выкинет ее, но старик печально вздохнул и налил еще по полстакана.

– Тогда она меня убила, а сейчас не дает сгинуть совсем, – торжественно произнес старик и выпил.

Володя сделал глоток и отставил стакан.

– Послушай, Добряк, а насчет придурка, собравшего электрический стул, ты тоже наврал?

– Я же сказал, мы придумываем собственные истории. А это чужая история.

«Ясно, если ее до тебя никто не придумал, то ты говоришь чистую правду».

– История чужая, вот только горе было общим. Сколько душ погубил, паскудник…

– Что, на этом стуле? – спросил Паровоз и принял вновь налитый стакан.

– Что ты! Даже непонятно, для чего вообще он сделал его. Ни одного человека на стуле убито не было. Да этот ублюдок даже никому на нем сидеть не разрешал.

– А зачем тогда? – выдавил из себя Володя, когда выпил.

– А черт его знает… Придурок был. Говорят, у него было столько приспособлений, и все электрические. Он каждым из них убил, а вот стулом – никого. Во как. – Старик посмотрел на парня и, увидев в его ставших мутными глазах недоверие, добавил: – Я всего лишь говорю, что слышал сам.

Паровоз улыбнулся:

– Только то, что слышал?

– Именно. – Добряк посмотрел на Владимира так, будто взвешивал, стоит ли говорить дальше. Махнул рукой и произнес: – Слышь, малый, чего поговаривают. Электрик хотел этим самым креслом вынуть из себя душу и заточить в проводке этого клуба.

– Придурок.

– Ага. Он даже, когда его поймали, ментам о нем ничего не сказал.

– Ну, это-то понятно. Иначе его бы здесь не было.

– Ага. Наверное, думал вернуться сюда и закончить начатое.

– Да. Придурок, – только и смог повторить Вова.

– Я говорю только то, что слышал, – произнес старик и вырубился.

* * *

Дима узнал о смерти сестры от соседа Витьки.

– Димон, у вас на хате столько ментов собралось! Я их столько не видел в отделе, когда меня с дозой взя…

– Что случилось?

Ввиду его бунтарского возраста или еще какого дерьма, Димке было плевать, что там случилось – предки поругались или их квартиру выставили. Ему было параллельно. Не убили же там кого, в конце концов.

– По-моему, это… Светка твоя окочурилась.

– Что ты сказал?! – Димка схватил соседа за грудки и начал трясти.

– Послушай, ну так бывает, – начал оправдываться наркоман, будто это он виноват в смерти девушки. – Там передоз или неразделенная любовь.

Светка была сучкой еще той, но она была его сестрой и… Нет, конечно! Она могла быть кем угодно, только не наркоманкой. Да она даже не знала, как косяк правильно держать, не то что шприц… Единственное, что она умело держала в руках… Дима ослабил хватку. Неразделенная любовь. Может быть. Вообще, то, чем занималась его сестра, словом «любовь» не назвать, но… Но было кое-что еще. Серегу Монова нашли убитым в собственной спальне. Стасу на голову огроменная «плазма» упала. В собственный день рождения! Нет, здесь дело не в наркоте и тем более не в любви.

– А че предки? – спросил Дима, немного успокоившись.

– Ну, отец твой орал на кого-то, а мать…

Димка знал, что мать. Она, несмотря на видимую хрупкость и беззащитность, была суровой женщиной. И то, что там отец на кого-то поорал, по сравнению с ее громогласным молчанием было писком комара против рева хищника. Мама могла успокоить кого угодно одним движением руки. Именно она не давала Димке сделать опрометчивый шаг.

– Эй, Димон. Ты давай это… домой иди.

Колтун понял, что все еще держит одной рукой Витьку за лацкан куртки. Он отпустил его.

– Да, наверное.

Он развернулся и побежал, плохо соображая, что делает. Кто-то остановил его, начал что-то говорить (возможно, директор или препод истории), но Димка отмахнулся и побежал дальше. Оделся в раздевалке. Если бы у него спросили, свою ли куртку он надел, то Колтун только пожал бы плечами, потому что не был уверен в этом. Он сейчас не был уверен ни в чем, кроме того, что его сестра мертва и за ними кто-то ведет охоту.

До его дома было минут пятнадцать ходьбы, но ему показалось, что он бежит вечно. Чертову вечность! Ноги плохо слушались, дыхание сперло. На последних силах Дима ввалился в подъезд.

– Вы найдете этого ублюдка? – услышал он голос матери. – А вот и Димочка…