Читаем Электропрохладительный кислотный тест полностью

Масатлан только еще становился излюбленным местом кислотных торчков на мексиканском западном побережье. Не облюбовали его еще и настоящие закоренелые туристы. Как правило, они направлялись дальше вдоль побережья, в Акапулько. И тем не менее Масатлан не был таким невыносимо, по-мексикански... у н ы л ы м... как подлинный Кислотный Центр Мексики Айихик на озере Чапала. Эти жалкие унылые деревеньки на озере Чапала Айихик, Чапала, Хокотепек, где уже пересыхает озеро и виден древний вонюче-хлюпающий ил, смешанный с листьями водяных лилий и нечистотами, где с важным видом расхаживают в сандалиях неудавшиеся американские эстеты, а сорокавосьмилетние бродяги подлизываются к юным торчкам из нового поколения Людей с Понятием. Унылая картина. И вправду делается грустно, когда американский бродяга утверждает, что ему все остоебло, вновь пускается в путь подальше от ебучих автомобилей, от рыночной площади и помешанной на войне цивилизации и намеревается пожить среди настоящих людей, там, где народ похож ка народ, в стране земных чувств, Мексике, и пропади пропадом все кафельные ванные комнаты - а потом он с и д и т там, в Мексике, средь вечно сидящих на корточках неулыбчивых метисов, и, старина, здесь все по-честному, все настоящее... и чертовски жалкое, и сам он - жалкий стареющий разъебай, которому некуда больше податься.

Но Масатлан - тамошний торчковый мир - был радостным и волнующим. Поэтому в Масатлане она села и написала матери письмо о Чудесных Людях...

И еще она разыскала Чуму, а заодно неожиданно встретила знаменитого Кена Кизи и чудесных людей. Но вот что касается самих чудесных людей... Точнее, Веселых Проказников. О легендарных Веселых Проказниках она слыхала даже в Сан-Хосе. Да и Кизи с Чумой только о них, разумеется, и говорили. Легендарный Бэббс, легендарная Горянка, легендарный Кэссади, Отшельник, Зануда и все прочие. У нее было имя Проказницы, Черная Мария, но Проказницей она еще не стала. Более того. она болезненно реагировала на развитие событий в мире Кизи. Рано или поздно Кизи воссоединится с Проказниками...

Ну, ладно... когда берег будет чист, надо вывесить рубашку Чумы. Шикарную педерастичную рубашку Чумы. Пускай себе немного побегает в джунглях. Зачем портить ему игру в Беглеца, если она доставляет ему удовольствие.

ШШШШШШШВАААААААП отмахиваясь от буйно разросшихся ветвей Пуэрто-Валларты, Кизи опрометью выбегает из джунглей и пересекает дорогу...

МАШИНЫ? МЕКСИКАНЕЦ И АМЕРИКАНЕЦ ПРИБЛИЖАЮТСЯ В СВЕТЛО-КОРИЧНЕВОМ ФОЛЬКСВАГЕНЕ?

нет, машин нет, старина, и тогда дальше через дорогу, в сторону каменистого берега океана, сердце выскакивает из груди, он с головой утопает в своей корнел-уойлдовской куртке беглеца и прислушивается

ТРАХ

бьется о камни прибой, всего лишь короткий отпуск в живописной Пуэрто-Валларте с шумящим в сумерки морем. Он сосредоточивается на прибое здесь какая-то аналогия? - но в этом смысле прибой слишком бесцелен. Его тахикардийное сердце громко барабанит в одном ритме, а прибой синхронизирован с другой вещью, тяжело бьющейся о камни

БАММММ

с дороги доносится звук захлопнувшейся жестяной двери. напоминающий зловещие звуки хлопающих автомобильных дверей в "Скорлупе", всегда сулящие скверное развитие сюжета - похоже, на дороге смуглый мексиканец и коротко стриженый быстросохнущий американец, окидывающие взглядом округу, Смуглый Мекс пыхтит: яуже-свободен-от-дежурства-сеньор. Кизи не выдерживает, поворачивается лицом к морю и извлекает из куртки блокнот. Выставляет напоказ розовую обложку, как бы желая прикинуться всего-навсего безобидным рисовальщиком прибоя, изображающим, как вздымается бурун за буруном вода, вроде Леонардо, который н а в е р н я к а был торчком с врожденной склонностью делать наброски, сидеть у воды и рисовать бурунчики, пока вода с плеском набегает на берег, а потом начинает плавно отступать назад, к морю и мелким пенистым бурунчикам у свинцовой кромки воды, он рисовал все это, бурунчик за бурунчиком, как истый метедриновый торчок, подключенный к великому Богу Ротору. Вновь прибойная волна, потом

БУУМ!

началось - они СТРЕЛЯЮТ в него. Им все Божья роса.

ЯРОСТНАЯ ПОГОНЯ!

у нас оружие и права, вот на этом клочке бумаги, только пошевелись, и я продырявлю твою ебучую башку, а ты у ж е п о ш е в е л и л с я, Кизи...

ЯРОСТНАЯ ПОГОНЯ! БУУМ!

но ничего не происходит. Лишь прибой нарушает тишину.

ВСЕ ЭТО СПЛОШНАЯ ПАРАНОЙЯ, ХОНДО

да и вообще, разве стали бы они вытрясать из человека душу с помощью пушек для убоя слонов. Наверно, это рабочие что-то взрывают динамитом. И он, озираясь, поднимается к дороге, а там и впрямь трудятся в поте лица рабочие, и на холме колышется зеленая листва. Он сидит себе и смотрит, как они работают с динамитом

НУ КОНЕЧНО

смотрит себе, как они работают с динамитом, а в это время одна за одной сворачивают с береговой аллеи набитые гринго машины, и каждая баскин-роббинсовская матрона-туристка выглядывает и говорит: "Э й, д о р о г о й, д а э т о ж е К е н К и и - з и и..."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное