Электророман Андрея Платонова. Опыт реконструкции

Эта гротескная «кампания радиофикации» развертывает свой субверсивный потенциал из короткого замыкания просвещения и обскурантизма. Сакральная функция дискурса электрификации раскрывается как литературный прием, но не разоблачается как социальная практика. Расхождение между видимостью и действительностью ликвидируется скорее в медиальной конвертации. Импликации этой смыслообразующей транскрипции от глаза к уху заложена еще в Священном Писании как базовое различие между Ветхим и Новым Заветами, между свободой и верой:

В услышанном же язык переходит в совсем другую область смыслов: от Видеть к Слышать, от метафор света к метафорам слова, от метафорического органа глаза к органу уху. Это переход, который всегда затрагивает возможность свободы. <…> Истина интегрируется из глаголов «видеть» и «слышать». Но это равновесие двух «свидетелей» истины уже у самого Августина неустойчивое: «слышание» слова божественного предопределения вытесняет в позднейших писаниях претензию «видения», которое ищет прозрения основ сакрального провидения. Снова показывает себя решающая взаимосвязь между метафорикой глаза и понятием свободы, тогда как метафорика уха индицирует границы, а то и вовсе утрату свободы[839].

Так и крестьяне в платоновской повести покоряются акустическому посланию центральной власти. Послание здесь и есть само радио («media is the message», Маклюэн). Таким образом, на сатирический взгляд Платонова, советский коллективный этос, опосредованный через радиофикацию деревни, держится на двойном обмане: во-первых, на обманутых надеждах проекта электрификации, а во-вторых, на квазисакральном использовании медиа власти.

Платоновская сатира, которая обнажала скрытые техники Сталина за его риторическими «стратегиями разоблачения», навлекла на своего автора политические обвинения. Причина была в том, что Платонов явно задевал риторическую тактику сталинской политики. «Вступая в диалог, Платонов, конечно, знал, на что идет: „…писать интимно о Сталине – значит идти на самопожертвование. Зверски потом будешь облаян Сталиным“, – словно „предупреждал“ его Демьян Бедный»[840]. Золотоносов относит эти выводы к «Чевенгуру» и «Котловану», которые оставались неопубликованными. Кажется сомнительным, что Платонов действительно осознавал это, публикуя «Бедняцкую хронику». После скандала с «Усомнившимся Макаром» обжегшийся автор явно возлагал надежды на реабилитацию с помощью этой повести. Свои сатирические разоблачения Платонов рассматривал как конструктивную критику, как предупредительные сигналы, которые, правда, в сталинском прочтении были восприняты как сигналы разоблачения. Так Платонов из «антипаразита для бюрократов» превратился во вредителя.

ГЛАВА 6 СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ – РЕКОНСТРУКЦИЯ ЖАНРА

Фотоэлектромагнитный резонатор-трансформатор, выступая скелетом платоновской электропоэтики, формируется как нарратив актуализации мифов о происхождении и стремится к своей институционализации в жанре рассказа об основании. С открытием «Эфирного тракта» мифопоэтическая компонента наткнулась на свои границы. Электропоэтический миф происхождения оказывался предсказанием последних времен. Так же и в образе электросолнца электропоэтический рассказ основания заходит в тупик. Электрический свет, который в «Лампе Ильича» еще функционировал как основное условие учреждения социалистического общества, в повести «Впрок» оказывается муляжом, административно декларированным бумажным уставом. Электросолнце представляет собой противоположность фотоэлектромагнитного резонатора-трансформатора – эрзац-солнце вместо солнечной энергии. Свет как метафора истины при этом подлежит трансформации, заложенной в метаморфозу как след деконструкции, и ее можно наглядно описать как различение между божественным светом познания (или светом просвещения) и искусственным светом техноморфных симулякров.

Другими словами, в образе электросолнца диссоциируется фундаментальная связь между электрификацией и политическим просвещением. В «Бедняцкой хронике» этот прием диссоциации как обнажения ложного приема атеистической пропаганды варьируется в гротеском образе электробога и подвергается медиальному переводу от визуального образа электрификации к акустической иллюзии радиофикации.