Элемент 68

Вначале Алексей держался вровень с молодежью. Но к концу новогоднего марафона разница в возрасте дала о себе знать, он то и дело проваливался в сон, невпопад отвечал на вопросы. Ближе к трем задремал на плече дамы в очках во время слишком уж медленного танца. Обнаружив свою голову на женском плече, не придумал ничего лучше, как оттолкнуться от сухой шеи быстрым поцелуем.

– Андрей, – сказал дама недостаточно укоризненно.

– Для вас Алексей, – сократил он дистанцию.

– Вы же пришли со спутницей!

– Женщины непостоянны, – громко пожаловался Алексей в сторону Ольги.

Ольга не отреагировала. Она смеялась в танце с кем-то из неопределившихся холостяков.

Когда все потихонечку успокоились, Алексей выбрал себе кресло в дальнем углу и перестал бороться со сном.

Первый раз его разбудил настойчивый шепот и рывки за бороду.

– Я тебе говорю – настоящая, никакой это не костюм.

– Не может быть настоящей, Ольга говорила, что Андрей младше ее.

– Спорим, что настоящая?

– На что?

– Кто проиграл, завтра весь день дежурит по кухне.

– По рукам?

– По рукам. Кто разобьет?

Судя по голосам, спорили спортсмен и дурак.

Второй раз он проснулся в кресле от жаркого спора уже под утро.

– Да пусть человек спит, – убеждала Ольга.

– Ты чего, Оль? Знаешь, чего мне стоило освободить для вас отдельную спальню?

– Да ладно…

– Никаких ладно! Андреей! – Марина принялась тормошить Алексея за рукав.

Спящий разлепил веки неохотно, пытался отказаться от общего ложа, но решительная подруга, схватив скромников за рукава, буквально отволокла их в отведенное для счастья помещение.

– Смотрите, а вы идти не хотели, – укорила подруга, ощупывая огромную, человек на шесть, кровать.

Подруга была девушкой энергичной, из породы тех, что уж если решили сделать вас счастливым, отбиться от этого практически невозможно.

Проснулись они вполне довольные друг другом. Алексей встал первым. Достал из своего чемоданчика электрическую бритву и тщательно, клок за клоком, выстриг бороду. А вместе с ней и седину – волосы у Алексея были черные, без добавок серебра, а вот борода пестрила белыми заплатами с самых ранних лет.

Утро первого января самое тягучее. Все двигаются медленно, словно продираются сквозь поток времени, загустевший до вязкости золотистого меда. Восстают разбросанные по матрасам гости и не спеша подтягиваются на горьковатый запах кофе. Истратив все силы на пробуждение, подолгу щурятся от слепящей белизны окна. Заглядывают в холодильник, в три ряда нашпигованный кулинарными излишествами, и с отвращением захлопывают дверцу.

Вышла Ольга, растерянно-сонная, на вопросительный взгляд Марины ответила утвердительно.

– Ну как?

– Супер! Даже не знаю, что бы мы без тебя делали.

– Сколько?

Ольга что-то показала на пальцах, Марина подняла бровь. Потом Ольга признала Алексея без бороды, смутилась своей лжи, стряхнула хвастливую руку, забилась в кресло и все утро исподтишка изучала нового знакомого.

Вломились, громко и в обнимку, дурак со спортсменом, разворошили пижамный уют утренней кухни похмельной клоунадой, набухали прямо в кофейник коньяка, не признали Алексея и предложили вновь прибывшему выпить штрафную до дна.

– Да мы же вчера знакомились, я Алексей, тот, который Андрей, – напомнил бывший Дед Мороз.

– Да мы сразу догадались! – соврал без зазрения совести спортсмен, в то время как его простоватый товарищ еще не мог осознать тонкостей чудесного превращения.

– Да, кстати, ребят, а вы бороду мою не видели? Снял вчера и куда-то бросил, – спросил Алексей с самым невинным видом и по опавшему лицу дурака понял, кто сегодня дежурит по кухне.

В первый вечер нового века Ольга обняла Алексея, и они вдруг сделались вместе. Еще не настолько вместе, когда можно молча стоять обнявшись. Надо о чем-то разговаривать, пока тела пообвыкались друг к другу через колючую шерсть свитеров.

– Нравится? – спросила Ольга, заметив, что он разглядывает развешанные по стенам картины.

– Задумчиво писано, – похвалил Алексей.

Более точного определения придумать он не смог. На всех полотнах художник изображал резиновых человечков, непомерно раздутых в одних частях и туго стянутых тесемками у щиколоток и в запястьях. Чтобы нарушение пропорций не бросалось в глаза, художник накрошил холст на дюжину треугольников, а треугольники тщательно перемешал.

Алексей всмотрелся и обнаружил на полотнах осколки женщин. Иногда голых, иногда наполовину одетых. Причем одежда прикрывала не верх или низ, а именно правую или левую половину. Грудь со всех полотен прокалывала зрителя острым конусом с широким основанием. Вершину конуса художник драматизировал то выключателем, то пробкой, то дулом пистолета.

– Вы любите искусство?

– Был воспитан на соцреализме.

– Переметнулись в импрессионизм?

– Слишком общепризнанно. Все равно что любить Бродского.

– Кубизм?

– Похоже на сложный чертеж. Если не приложено либретто, не поймешь, о чем поют.

– Так уж и не поймешь?

– Абсолютно. Хотя постойте! – Забавная догадка пришла Алексею в голову: – Я правильно понимаю, что на всех картинах изображена одна и та же женщина?

– Возможно.

– Постойте, постойте, и эта женщина – вы? Ты?