Элемент 68

Алексей подобрал чьи-то разбитые очки. Побежал за удаляющейся колонной. Заорал в никуда: «Вы не имеете права!» Поднял с газона вывернутый кусок дерна, вместе с оправой бросил вслед автоколонне. Задохнулся. Постоял, упершись грязными руками в новые брюки, размазал влагу по потному лицу. Снова побежал. Перешел на быстрый шаг. Остановился и посмотрел назад – погони не было.

Город укорачивает человека на расстояние от переносицы до горизонта. Отбирает перспективу. Лишает взгляд свойства бесконечности. Загнанный в отсеки комнат, глаз топчется по стенам, крошится деталями интерьера, запутывается в клубок. Разбежавшись в желобе проспекта, взор кромсается на лоскуты острыми углами рекламных щитов, с разгона разбивается об отбойник небоскреба.

Взору в городе пойти некуда. Глазам в толпе тесно, они ныряют вниз. Натеревшись до красноты о серый наждак асфальта, поднимаются по спинам прохожих, ищут разнообразия во встречном потоке лиц и тут же опадают, подрезанные прищуром подозрительных век.

Пространство мегаполиса разбито на короткие отрезки: от дома до магазина, от магазина до метро. Вакуумный шприц метрополитена протягивает по подземным туннелям сосисочные гирлянды в натуральной металлической оболочке. Спрессованные вагонами люди не жаждут единения. Нормальный пассажир желает отлепиться от рыхлого, кислого, с острыми костями локтей человеческого холодца. Состоятельные горожане консервируют личное пространство в порционной жестяной упаковке. Но в машине вместо подвешенной за поручень влажной подмышки в нос водителя упирается кудрявыми испарениями выхлопная труба грузовика. Именно в часы пик, в бесконечных пробках придумывал Алексей, как замечательно и бесконечно будет жить вдали от колючего ошейника МКАД.

В деревне все наоборот. Пространство шероховато, но монолитно. Взгляд прыгает на жирных гребнях пашни, обтекает тощие жерди ограды, процарапывается по плоским пикам трав. Дальше шероховатости пейзажа растушевываются законами перспективы, и трение о мелкие детали взора не тормозит. Разогнавшись до скорости света, глаз сшивает мироздание в единое лоскутное полотно. Оттолкнувшись утром от тугого восточного горизонта, око может бесконечно скользить по монотонному пейзажу, пока не упрется в оранжевый занавес заката.

За закатом наступает ночь. Про деревенскую ночь – густую, непроглядную, жутковатую – Алексей до переезда сюда ничего не знал.

Деревенские сумерки скатывают рулон горизонта к наблюдателю, как нерадивый муж пинает ковер. Пропадает перспектива, пейзаж становится плоским. Размытые контуры передвинуты от горизонта к забору. В безлунные ночи темнота перехлестывает через ограду и заклеивает окна черным бархатом. В такие вечера Алексею казалось, если он захочет выйти, то вязкая темнота не позволит отворить дверь. В дни черного новолуния Алексей хотел сбежать в столицу. Вспоминал, что после заката город совсем другой.

Город ночью щедрый. Пространство, одолженное у человека при свете, город ночью возвращает сполна. Раздвигает горизонт до далеких огней телебашни. Запаляет свечи небоскребов, воткнутые в маслянистые ломти кварталов. Приставляет косые подпорки прожекторов к шпилям сталинских высоток.

Ночной мегаполис похож на освежеванную тушу. Вывернут наружу. Выставил внутренности напоказ. На максимум выводит контрастность в витринах бутиков. Высаживает ярких женщин за окнами ресторанов. Оживляет шторы квартир силуэтами людей, обнаженных до полутени.

Кровеносная система мегаполиса насыщается темнотой. Красные тельца стоп-сигналов пульсируют в артериях магистралей, продираются сквозь тромбы дорожных пробок, рассасываются по тонким сосудам переулков. Ярко-рубиновый центр прокачивает через свои предсердия эритроциты автомобилей, заряжает их и выдавливает через клапаны мостов. Ночной город – это бешеный драйв, пульс сто пятьдесят ударов в минуту, глаза, выискивающие ответный взгляд в барном зеркале. Мегаполис разливает суррогат жизни в кофейные чашки, в запотевшие бутылки, соленые бокалы с долькой лайма и щедро подпаивает злой силой выжатых днем горожан.

Вне города энергия жизни существует в натуральном, непереработанном виде. Сила сочится из земли, свободной от смирительной рубашки асфальта, из деревьев, у которых небоскребы не крадут солнца, из воздуха без свинцовой отдушки выхлопного газа. Горожанин не может жить этой силой, как не могут дышать в воде млекопитающие, покинувшие океан миллионы лет назад. Алексей задыхался разреженным воздухом деревни. Полного вдоха не хватало, чтобы насытить мозг. Сидел, сгорбившись, на ступеньках. С трудом доходил до дровяного сарая. О походе на обрыв даже подумать боялся.

Прошло две недели после захвата НИИ. Про Алексея словно забыли. Трубка молчала, черный джип не приезжал. Алексей знал, что приговорен.