Элементарная социология. Введение в историю дисциплины

Есть несколько ключевых моментов в биографии Вебера, которые важны для нас в рамках курса по истории социологии. Прежде всего, это сравнительно поздний старт. В конце концов, первая диссертация – это возможность поставить перед именем степень «доктор» и тем самым завершить университетскую ступень в карьере. Вебер с этим сильно тянет, зато потом его диссертация оказывается одной из глав книги, которую он выпускает практически одновременно с защитой. В книге есть полноценная, спорная научная концепция, а не просто свидетельство способности автора к ученым занятиям на необходимом для доктора уровне. Вебер исследует юридические аспекты складывавшихся в Средние века экономических отношений. В габилитационной работе он продолжает это направление исследований, но пишет уже о римской аграрной истории. Довольно быстро и, если я правильно понимаю, между двумя защитами он получает venia legendi, право преподавать в университете в рамках своей специальности. Случилось так, что в скором времени Гольдшмидт пережил инсульт, Веберу пришлось его заменять, и все вроде бы складывалось так, что молодой, блестящий, с хорошими связями доктор получит профессуру, но в Пруссии не нашлось места, хотя ему симпатизировал прусский министр образования, зато место нашлось во Фрайбурге, причем вступительная речь Вебера во Фрайбурге произвела огромное впечатление в Германии, а потом освободилось место в Гейдельберге. Но только вот – еще один важный момент – Веберу пришлось переквалифицироваться из юриста, пусть даже историка хозяйственного права, в экономиста. Он сначала даже умудрялся совмещать обязательства по старой юридической специальности с новыми задачами, но с течением времени, очень быстро, стал профессором-экономистом. С тех пор все его профессорские позиции были по так называемой «национальной экономии» (с добавлением еще чего-то, как это принято было в Германии, например, науки о финансах в начале карьеры или науки об обществе и истории хозяйства в конце). Учтите, что слово «национальная экономия» – не нейтральное, не безобидное. Бывают случаи, когда никакой разницы нет, как переводить немецкое «Nationalokonomie»: «политическая экономия» или «национальная». Но если брать большие исторические периоды, уточнения значений, споры, то лучше не создавать дополнительных сложностей; не удивляйтесь, если у меня вы слышите про «национальную экономию», а потом читаете переводные книги про Вебера или про немецкую науку того времени вообще и встречаете только «политическую». Это потому, что я держусь старого правила: переводить одно и то же слово с иностранного языка одним и тем же или близким русским словом. Как бы ни было непривычно и громоздко. Еще одно уточнение. Сейчас можно прочитать довольно много рассуждений о том, что экономистом Вебер был, в сущности, никаким. Эту точку зрения, впрочем, давно уже высказывали и Шумпетер, и фон Мизес. Пишут, что он очень старался, до конца жизни хотел внести оригинальный вклад в науку, но так и не почувствовал себя в ней в достаточной степени уверенно. Все это, наверное, так, но в то же время надо понимать, что и собственная требовательность Вебера по отношению к самому себе, и критика современников, и даже некоторые нынешние оценки могут быть адекватно поняты лишь в историческом контексте[124]. Между тем, не забудем, что Вебер был настоящий немецкий профессор с экстраординарными способностями и прилежанием. Сейчас в составе полного собрания сочинений опубликованы материалы его ранних курсов по национальной экономии. Там только список цитированной литературы занимает несколько десятков страниц. Здесь есть несколько сложностей, которые стоят на пути всякого стремления к однозначному решительному высказыванию. Критические оценки идут со стороны экономистов (и тех, кто им доверяется), которые принадлежат, в общем, к противоположному направлению, завоевавшему доминирующие позиции. Если смотреть на дело с точки зрения современной экономической науки или даже с точки зрения тех, кто считается ее предшественниками, можно, видимо, составить, скорее, менее восторженное мнение о Вебере, чем наше, социологическое. Но оправданность такого подхода к истории немецкой национальной экономики не для всех очевидна. Далее, предмет, судя по всему, вообще очень тяжелый для усвоения, экспертов, которые бы одинаково хорошо разбирались в экономике, истории и социологии, найти трудно. Один из издателей этого тома, М. Райнер Лепсиус, пишет, что другой редактор, известный немецкий историк политической мысли, Вольганг Моммзен, не доживший до выхода книги, много лет с необыкновенным тщанием занимался этим изначально малознакомым ему предметом, но так и не смог стать специалистом в точном смысле слова. Мы могли бы вообще обойти эту тему, потому что наш курс – по истории социологии, а здесь пока что речь идет о том, как Вебер из юриста превращался в экономиста, не в социолога. Но дело как раз в том и состоит, что здесь разные науки сильно переплетены между собой. Мы в ретроспективе находим в его работах социологическое содержание.