«Привели Елену в гостиницу,— пишет И. М. Горшков в своих воспоминаниях,— предложили снять пальто и посидеть в комнате, где находился один офицер. Пока начальник контрразведки князь Кочубей был занят с де Ла-Роз, офицер интересуется, как это такая молодая и интеллигентная барышня стала большевичкой. Елена с удивлением смотрит на офицера и спрашивает:
— Почему вам пришла в голову мысль, что я большевичка?
— Мой патрон сказал это.
— А он откуда знает, кто я?
— Наша организация лицами других партий не интересуется.
— Но где то мерило, которым вы определяете, кто является большевиком, а кто кадетом? Я имею в виду тот случай, когда человека без всякого с его стороны повода хватают на улице.
— В этом городе столько большевиков, что если задержать двух идущих по тротуару людей, то одно лицо наверняка будет большевиком.
— Руководствуясь вашей концепцией, можно утверждать, что вы тоже большевик.
— Я имею честь, к несчастью, принадлежать к тому классу, который вы, большевики, осудили на исчезновение с земли русской.
— Скажите, господин офицер, а вы ничего не находите заманчивого, увлекательного у большевиков?
— Нет, ничего такого не вижу. У вас иное мнение?
— Не скрою, у большевиков много притягательного. Вдумайтесь в их главный лозунг: сделать всех рабочих господами своего положения, властителями всех ценностей. Если бы вы были рабочим, у которого ничего нет, кроме своих рук, разве вы бы не пошли за большевиками? А у них еще есть идеалы...
— Здесь вы в некотором смысле рассуждаете рационально...
— Теперь судите сами: я дочь черниговского помещика, имение отца разграблено крестьянами, отца нет уже в живых. Доктрина большевиков обрекает меня на плаху, как образно сказано во вчерашнем «Одесском листке». Но пока я на свободе, от меня зависит, идти ли мне на большевистскую плаху, или своими, хотя и слабыми, силами содействовать уничтожению этой плахи.
Елене показалось, что офицер начинает ей верить. Она подумала, что сейчас как раз тот момент, когда надо прекратить разговор, что она и сделала, сославшись на усталость. Офицер предложил Елене выпить чаю. После двух-трех глотков Елена оказала, что ей дурно и попросила разрешения выйти в дамскую комнату. Офицер, уверенный, что без пальто она никуда не уйдет (на улице вьюга), разрешил выйти. Соколовская опустилась на первый этаж, в вестибюле было холодно. Увидев около одного номера даму, Елена сказала: «Нет ли у вас чего-нибудь накинуть на плечи, в вестибюле холодно, а подниматься наверх нет охоты. Через несколько минут верну». Та дала ей плащ. Елена спокойно вышла из гостиницы, увидела извозчика и резко бросила: «На вокзал, быстрее». Так она вырвалась на свободу».
ДЕ ЛА-РОЗ ИЛИ ЖОРЖ ЛАФАР?
А кто такой Жорж де Ла-Роз, что упоминается в письме офицера французской контрразведки? Нам уже известно, что он принадлежал к большевистскому подполью, где играл не последнюю роль. Известно также, что он был присужден военно-полевым судом к расстрелу.
Поиски дали немного: в контрразведывательной сводке деникинского командования от 6 марта 1919 г. указывается, что «большевистский шпион де Ла-Роз появился в Одессе вместе с Салтыковой-Огаревой, раскрывшей офицерский заговор в Совдепии».
Итак, что же известно о де Ла-Роз?
Сотрудник ВЧК, приехавший в Одессу.
Владеет французским языком.
Поэт (при обыске найдены собственные стихи).
Работал в подполье, арестован вместе с Соколовской, расстрелян деникинцами.
Запомните, читатель, все, что стало известно о штаб-ротмистре Жорже де Ла-Роз и прочтите повесть А. Н. Толстого «Похождения Невзорова или ибикус». Алексей Николаевич Толстой рассказал писателю Льву Никулину, что прототипом романтического героя повести графа Шамборена послужил сотрудник ВЧК поэт Жорж Лафар, с которым Никулин встречался в Москве. Несколько лет тому назад Лев Никулин сообщил об этом в «Неделе».
Вот что писал тогда Л. Никулин:
«Алексей Николаевич описал Жоржа Лафара приблизительно верно, он мог его увидеть в Москве весной 1918 года, и не в популярном в то время кафе «Бом» на Тверской, а в странном месте, которое называлось «Дворец свободного искусства». На самом деле это был «Эрмитаж» — известный всем жуирам ресторан Оливье. В начале 1918 года группа поэтов завладела рестораном «Эрмитаж», торжественно переименовав его в «Дворец свободного искусства». На их собраниях иногда появлялся молодой человек, красивый блондин с вьющимися пепельного оттенка волосами, светло-серыми, почти белыми, глазами. Он был не художник, как в «Ибикусе», а поэт, читал с эстрады свои переводы из книги «Эмали и камеи» Теофиля Готье и поэму о мировой революции. Звали его Жорж Лафар. Только два-три человека знали, что он сын обрусевшего француза, что он сотрудник ВЧК и ведет расследование по заговору Локарта, Гренера и Рейли, английского разведчика. И любители поэзии, и сами поэты не знали, что в Париже в газете «Матэн» печатались статьи о Лафаре, он изображался страшилищем, фанатиком революции.