Елена

На созванном после ареста Хворостина заседании губкома партии Соколовская сделала анализ причин провала последнего времени. Не исключая наличия в организации провокатора (кроме разоблаченного Вениамина), Елена считала, что главной причиной ареста подпольщиков являлось все же нарушение правил конспирации. «Тайна — между двух. Узнал третий — будут знать все» — этим положением должны руководствоваться все участники подполья. Однако, по мнению Елены, кроме усиления конспирации, надо показать врагу, что большевики больше не будут мириться с кровавым террором деникинцев. И, по предложению Соколовской, губком принял постановление: «В ответ на чудовищные пытки и расстрелы политических заключенных, на убийства людей, непричастных к революции и не совершивших никаких действий по отношению к установленному режиму, объявляется красный террор против белогвардейских палачей».

О красном терроре было объявлено специальной листовкой и в газете «Одесский коммунист».

17 декабря на углу Успенской и Маразлиевской по постановлению Одесского военно-повстанческого штаба был расстрелян генерал Кононович [36]. Некоторое время спустя боевая организация военно-революционного штаба расстреляла еще 7 работников белой контрразведки. Такая же участь постигла еще двух агентов уголовного розыска, истязавших арестованных рабочих.

ОТЪЕЗД ИЗ ОДЕССЫ

В начале декабря Елена знакомится с сотрудницей деникинской контрразведки Аполлинарией Черносельской (кличка «Местная»). Знакомство произошло случайно, но Соколовская решила им воспользоваться. При встречах Черносельская рассказывала Елене о том, как трудно работать в их организации. Большинство работников контрразведки по нескольку месяцев не получали жалованья, поэтому не считалось предосудительным контрразведчику пользоваться деньгами или ценностями, обнаруженными у арестованных при обыске. Все агенты-осведомители были платными, причем платили им в зависимости от их преуспевания: кто больше «разоблачит» большевиков, тот больше получит. От своей знакомой Елена узнала о том, что иногда контрразведка получает от высшего начальства задание: «В 24 часа раскрыть подпольную большевистскую организацию». Тогда контрразведчики хватают, кого попало, и в течение нескольких часов успевают произвести обыск, допросить «с пристрастием», вынести приговор военно-полевого суда и расстрелять. Так, например, было в Николаеве. Генерал Слащев приехал вечером, приказал к утру «разоблачить» большевистскую организацию. Агенты контрразведки отобрали в тюрьме и в полицейских участках 61 человека, в том числе детей, и к утру всех расстреляли на одной из площадей города.

Для Елены стало теперь ясно, почему в одесских газетах часто появляются сообщения об аресте «губкомов», «областкомов» и других организаций большевиков, а арестовываются чаще всего люди, непричастные к подполью.

Черносельская рассказывала Елене и о настроениях в Добровольческой армии. Не только среди мобилизованных, но и в кадровых: частях зрело недовольство политикой Деникина. В одну из встреч Черносельская передала Елене письмо, написанное офицером из ставки Деникина Всеволодом Мурилевым своему приятелю — следователю контрразведки. Мурилев был в командировке в Одессе, возвращался пароходом в Туапсе, на котором, судя по письму, находились русские солдаты, бывшие военнопленные. Это письмо было настолько интересным, что Елена посчитала нужным опубликовать его в печати.

Офицер описал картину, которую он наблюдал на пароходе во время плавания. «Солдаты,— писал Мурилев,— называют друг друга «товарищ», восхваляют Советскую власть. Русские солдаты, солдаты славной старой армии, вдребезги распропагандированные за рубежом и вконец отравленные ядом большевизма местными коммунистами.

Три дня я прожил на пароходе «Черномор»... Проходя ночью по палубе и путаясь ногами среди дремлющих тел, можно было часто слышать:

— Товарищ Ленин говорил...

— Ленин всегда выручит...

Пытался заговорить с экс-солдатами присяжный поверенный Петров. Они молча выслушали его, обнаруживая свои истинные симпатии лишь в злобных огоньках, то и дело мерцавших в глазах, а затем заявили коротко и определенно:

— Ну вот что, господин,— вам направо, а нам налево. Идем, товарищи...

И показали Петрову спины.

На вторые сутки путешествия, подойдя к одной группе, я спросил:

— Где вы слушали агитаторов?

— У нас не было агитаторов,— последовал уклончивый ответ.

— Русские газеты читали?

— Читали.

— Какие?

— Разные...

— Что же, названия забыли?

— Почему же, помним: «Правда», «Известия» из Петрограда. И люди серьезные рассказывали о Советской власти.

Мне начинали нравиться ответы. Продолжаю допытываться:

— А еще другие газеты были?

— Была еще: «Русский солдат — гражданин во Франции». Большевиков все ругала.

— А «Единая Русь», «Утро России», «Сын Отечества», «Южная Русь» попадали к вам?

— Это деникинские-то?

— Да.

— Не интересовались.

Поди же ты! Сколько газет из нашей Ставки посылается, а ими даже «не интересуются».

— Я слышал ваши разговоры... Почему вы считаете, что Ленин за народ, а Деникин против народа?