В любом случае возвращение в Москву вряд ли было радостным. В Италии, несмотря на противостояние с полицией (или благодаря ему?), «Ирэн» чувствовала себя важным человеком, сотрудником резидентуры и советской миссии, писателем и поэтессой. Ее согревало жаркое солнце, делая золото белым на темном загаре рук, будоражил душу чужой красивый язык, появлялись новые знакомства, выходила книга и писалась другая — это была
И тут снова, казалось бы, самое время вернуться к литературе, к стихам, к тусовке, в конце концов, но… по какой-то причине этого опять не произошло. Елена Константиновна продолжала изредка печататься в отнюдь не самых престижных и популярных с литературной точки зрения изданиях типа «Красной звезды» или «Красной нивы», но дальше этого не сделала ни шагу. Обещанная Горькому повесть так и не была опубликована. Стихи, проза, книги — все осталось в замыслах. Свободное время, видимо, полностью оказалось посвящено общению с друзьями, которых осталось совсем немного (да много, судя по всему, никогда и не было). Среди московских знакомых преобладали бывшие коллеги по службе, общение с которыми по понятным причинам было несколько стеснено. Оставались еще старые, проверенные Гражданской войной ветераны: Георгий Голубовский, Игорь Саблин да всегда бывший ближе всех брат — Владимир Воля.
По семейной легенде Голубовских, общение ставшего инженером Жоржа с Люсей тогда возобновилось с новой силой. Они вновь стали близки настолько, что считались семьей. Но весной 1927 года и здесь все изменилось. 2 мая Люся уехала в отпуск в Одессу[262]
. Если верить все тому же фамильному преданию, Георгий позже отправился за ней следом, но, приехав, застал ее с мужчиной. Раздавленный увиденным, он отправился обратно, а по пути, не находя себе места, не в силах оставаться в замкнутом пространстве вагона, сошел на случайной станции. Там, гуляя по местному парку культуры и отдыха, познакомился с девушкой по имени Мария. При знакомстве выяснилось, что она происходит из обедневшего рода дворян Новгородской губернии Нарышкиных, бежавших после революции подальше в глубинку. Жорж пригласил ее в Москву, и девушка, к необыкновенному его удивлению, приехала, а через некоторое время вышла за него замуж. Эту историю спустя 93 года мне рассказала их дочь Елена. По ее словам, позже Жорж и Люся снова стали друзьями, но это произошло не сразу.Товарищ по кавказским и турецким приключениям Игорь Саблин вернулся в Москву уже давно и стал журналистом и редактором. К 1925 году возглавил издательство «Недра», в котором одновременно руководил иностранным отделом. Ко времени приезда в Москву Люси пошел на повышение: до мая 1927 года работал политредактором Агитационного бюро Народного комиссариата финансов СССР, много писал для московских газет и журналов как автор и рецензент (не он ли способствовал устройству стихов Люси?). Еще в 1924 году в журнале «Смена» вышла подготовленная им вместе с Марком Михайловичем Пратусевичем приключенческая повесть «Дело Эрбе и Кº», основные события которой разворачиваются во время Гражданской войны в районе Батума и в которой он выплеснул на бумагу свои воспоминания о боевой юности. В те же 1920-е годы были опубликованы переводы Саблина романов пацифиста Джона Бересфорда «Революция» и шахтера-депутата Джеймса Уэлша «Морлоки» и другие работы. Летом 1922 года Игорь Владимирович женился на Марине Семеновне Богуславской (дальней родственнице или просто однофамилице Ксении Богуславской? — неизвестно). Общая с Феррари тяга Саблина ко всему иностранному, необычному, экзотическому проявилась в семейной жизни этого всегда романтически настроенного журналиста. В 1923 году у него родились девочки-близняшки, которым дали имена Ингрит и Майя, а родившуюся в 1927 году третью дочку нарекли Индианой[263]
. Интересно, будь у Елены Феррари дети, как бы назвала их она?