Елена Прекрасная

Елена с головой окунулась в эту новую жизнь. Митя оказался домовитым, собственноручно обустроил квартиру в соответствии с модными требованиями: появился у них и встроенный шкаф, и раздвижная, обитая пупырчатой материей тахта с квадратными подушками, настольная лампа, сделанная из бутылки из-под виски – большой дефицит! – и торшер с надетой вместо абажура соломенной самодельной корзиной.

Другую комнату оборудовали под детскую, там Оксана жила и стоял аквариум с рыбками: кормлением их занимался Митя.

Он занимался и Оксаной. Читал ей книжки, не щадя голосовых связок, изображая в лицах то волка, то козу. Оксана сидела притихшая, глядела ему в рот.

У него были ловкие руки и бесконечное терпение: Оксанины ссадины, болячки намазывал зеленкой, дул по ее требованию, чтобы утишить боль, с бинтами, пластырями возился, и Оксана все так же пристально, внимательно на него глядела.

Когда они вместе, Оксана и Митя, смотрели по телевизору мультфильмы, реакция у обоих была одинаковая: больше того, девочка как бы ждала, точно сигнала, смеха Мити и тоже тогда заходилась в хохоте. Временами Елена ловила брошенный на Митю Оксанин взгляд и читала в нем откровенную щенячью преданность.

Хотя, бывало, что ему и дерзила, он тогда обижался, и Оксана кидалась к нему на шею – утешать.

Митя хотел Оксану удочерить, но Елена взвесила: во-первых, зачем отказываться от алиментов, во-вторых, родной Оксанин отец, Николай, наверняка еще блеснет, прославит фамилию, зачем же у девочки перспективы отнимать?

Оксана росла похожей на всех других детей: ни красавица, ни дурнушка. Прямая челка, пухлое личико, светлые блекловатые глаза. Единственной особенностью в ней можно было, пожалуй, считать умение себя занять, подолгу оставаться в одиночестве. Елену, случалось, тревожила в детской тишина, она приоткрывала дверь: Оксана сидела на диване, подтянув колени к подбородку, что-то бормоча себе под нос. Вздрогнув, оборачивалась к матери, отрывисто, совсем по-взрослому произносила: что? И Елена терялась под этим сердито-испуганным, виновато-отстраняющим взглядом. Прикрывала за собой дверь с ощущением, что она помешала.

Впрочем, жили они вполне складно, как, наверно, и должна жить нормальная ОБЫКНОВЕННАЯ семья. Настроение поднималось, когда появлялась в доме обновка, пусть даже самая пустяковая, и падало, когда безденежье возникало. Митя работал на телевидении и хватался за все, что давало приработок. Елена устроилась в НИИ в отдел информации. Начало их совместной жизни совпало с периодом общего подъема, энтузиазма, веры, что все плохое позади. А, возможно, так им казалось, потому что они были молоды.

15

Начальный период их жизни ознаменовался также бесчисленным количеством знакомств, калейдоскопом лиц. Естественно: совместное существование складывается поначалу из двух отдельных половинок, «твоего» и «моего». «Твоего» и «моего» имущества, привычек, вкусов, родственников, друзей, приятелей, воспоминаний. Желание сделать их общими сталкивается с ревнивым недоверием к «чужому» и страстным отстаиванием «своего».

Начинается проверка, смотр, чистка, что-то включается в орбиту новой жизни, что-то решительно отбрасывается. Хотя происходит это скорее случайно, чем по трезвому размышлению. Арбитрами ведь оказываются те двое, кто меньше всего способен в такой момент к беспристрастию, к объективной оценке, кто целиком находится во власти настроений, и потому внушаем, переменчив, безапелляционен без всякой логики.

Масса ошибок свершается в этот, как считается, счастливейший весенне-лихорадочный период влюбленности. Нарушаются, прежде казалось, такие крепкие, родственные связи, предаются друзья, и все это как бы в доказательство верности своему избраннику. Его глазами глядишь на привычное и ослепления своего не замечаешь. Это пройдет, но в той или иной степени перестройка такая неизбежна.

За первый год семейной жизни Елена и Митя во стольких побывали домах, столько людей у них в доме побывали! И, случалось, первая встреча оказывалась последней. Но странно не это, а то, что, однажды мелькнув, лица не изгладились из памяти, вплелись в общий узор той первой, соединившей их жизни морозной снежной зимы.

Запомнилась бело-голубая высокая колокольня у дома еще школьного Митиного приятеля. Вилась поземка, Елена, подхваченная под локоть Митей, бежала, дыша в пушистый воротник пальто, ворсинки меха прилипали к губам, сбоку она взглядывала на Митю. Крутые выгнутые мостики над Яузой, и сейчас еще дышащие тихой провинцией неширокие набережные Москвы-реки, купеческие особнячки, чугунные низкие ограды скверов запомнились навсегда, хотя ведь разве это казалось важным?