Елена Прекрасная

Это было трудно. Груз ежедневных забот, связанных даже не с воспитанием, а с элементарными обязательствами по отношению к ребенку, изматывал, хотя Митя во многом ей помогал, – но в дополнение к этому неуверенность в каждом сказанном слове, в каждом жесте, которые совершенно неожиданно могли быть восприняты ее дочерью.

«Ну что, Оксана, какие сказки вам в садике читали?» В ответ – молчание, исподлобья недоверчивый взгляд. «А с кем ты в группе особенно подружилась?» Пауза. И коротко: «Ни с кем». – «Ты что, не хочешь идти сегодня в садик?» – сочувственно, надеясь на откровенность. «Идти н а д о», – и пренебрежительный взгляд.

Ну что тут делать! А вот у Мити – получалось. Когда его не было дома, Оксана раз десять спрашивала: когда придет? Приходил, так она восторгов особых не выражала, подбегала, подставляла для поцелуя щеку, но как-то сразу успокаивалась в его присутствии, будто казалось ей, что если Митя рядом, все будет хорошо.

Странно… Неужели спокойная его основательность так завораживающе действовала на девочку? А он ведь не развлекал ее какими-то чудесами, выдумками, не устраивал, как иные умеют, веселья, потех – просто ровным был и, пожалуй, еще справедливым.

Да-да, к такому качеству дети оказываются особенно чутки: к справедливости, не громогласной, не декларируемой, а постоянной, внутренней, как бы связанной с душевным равновесием. Справедливость такая обнаруживается не столько даже в словах, сколько в тоне, в обращении. Вниманию, с которым Оксана Митю слушала, Елена только позавидовать могла.

Но как, какими путями это достичь? Елена, надо признать, старалась, но и срывалась, увы. Тут уж было выше ее сил. Материнство, она не раз задумывалась, есть нескончаемая цепь жертв. Так можно и себя хоть изредка пожалеть? Можно позволить себе хоть иногда вздохнуть посвободней? Что же, всегда теперь во всем отказывать себе?

… Елена, уже в пальто, стояла в передней у зеркала, мазала губы, наконец-то решив – готова, можно себя и публично явить. «Мама, – раздался требовательно-оскорбленный Оксанин голос, – ты забыла мне шарфик надеть, а ведь холодно, простужусь, или тебе все равно!»

17

Встретилась с Варей случайно, мимоходом, на Калининском проспекте. Бросились друг к другу, расцеловались, но тут же возникла неловкость: о чем говорить?

Варя держалась так, точно чувствовала себя перед Еленой виноватой, и уже это посчиталось в обиду. Подумаешь! Не снизошла? А и не ждал ее никто, своих забот по горло.

Варя обдуманно была одета, так что даже толщина ее скрадывалась. Пальто песцами голубыми отделано, и такая же песцовая шапка на лицо нависла – так и незачем демонстрировать такое лицо!

И все же дорого ей это, видно, давалось – преуспевание. Одета дорого, а безучастный, поблекший взгляд. Хотя когда начала она жаловаться, мол, сил никаких нет, и вот во Францию надо ехать, передернуло даже от ее неискренности. Тоже актерская черта: чем они на сцене правдивее, тем большая лживость в них обнаруживается с глазу на глаз. Вот и Николай был таким, в обычной жизни точно набит опилками. Смешно сейчас слышать, будто он любил, страдал, мучился, как передавали, от измены Елены. Чепуха! Такие на сцене только мучаются, а в жизни от всего отключаются, отдыхают. И вообще, все эти так называемые творческие личности только для публики интересны, а с близкими своими они – роботы. С кнопочным устройством.

Варька улыбалась, надувая толстые губы: «высшая степень расположения» – так должен был называться этот мимический этюд. Но ноги ее, обутые в наимоднейшие сапоги, переступали часто, то ли от холода, то ли от нетерпения.

– Спешишь? – так же с улыбкой спросила Елена.

– Да, ты знаешь, ну никакой личной жизни нет! – проговорила Варька жалобно, со вздохом. – Съемки, репетиции, телевидение жмет… Твой если не ошибаюсь, Митя, в какой редакции работает?

– Митя? А какая тебе разница, вы вряд ли пересечетесь… Варька помолчала.

– А Николай? – спросила после паузы. – Так и не показывается? Непонятно! Ведь у него же дочь растет. – А знаешь, – Варя воодушевилась, – у нас в театре поставили недавно чудный детский спектакль. Придешь с Оксаной?

– Так разве пробьешься? У вас ведь сплошные аншлаги, – Елене не удавалось соскользнуть с ернически-приниженного тона.

– Да перестань, как не стыдно, – Варька ее осадила. – Скажи только когда тебе удобно, и все будет сделано. Бронь, хорошие места. Правда, спектакль прелесть, и детям в радость, и взрослым тоже.

– Я только бы не хотела, – Елена сказала, сдаваясь, – ну чтобы столкнуться…

– Милая! – воскликнула Варя весело. – Ты что, думаешь, главный режиссер будет так просто по фойе шататься? Тем более и не он на этот раз ставил. А вообще, – произнесла задумчиво, – неплохо было бы столкнуться. Пора!

– Ну нет! – Елена взволновалась, – от этого уволь, пожалуйста.

– Твое право – решать, – Варя надела перчатки. Лицо ее выразило явное облегчение: нашла, значит, как откупиться, и с разговором можно больше не тянуть. – Так я побежала. На этой неделе придете, да?